От школы я, очевидно, свернула обратно не в тот двор и, поплутав немножко, выбралась в довольно симпатичный парчок, в котором немного спустя опознала сквер у метро 1905 года. Точно, вон и линии трамвайные, и «Макдоналдс» на углу. Я сколько раз тут в пробке стояла!

Вид «Макдоналдса» напомнил мне, что вообще-то я голодная, причём давно. Не задумываясь, я двинула в ту сторону и перебежала дорогу в неположенном месте, едва не попав под колёса какому-то козлу на «Тойоте». Ездят тут на иномарках на своих!

Внутри было чисто и тепло. Я встала в небольшую очередь, одновременно выбирая глазами на стене, что бы такого съесть вкусненького. Однако я быстро вживаюсь в новый образ. Вкусненького! А ещё неделю назад я искренне считала «Макдоналдс» гадкой забегаловкой и Митьку всегда ругала за нездоровые детские пристрастия.

Но гамбургер и правда был вкусным. А уж сок апельсиновый! Правда, стоило все это… Из пяти маминых бумажек одна как-то внезапно исчезла в лапках девочки на выдаче, а сдачи оказалось только несколько монеток… Да… Пожалуй, впредь надо будет меньше роскошествовать, ещё неизвестно, когда мне дадут эту самую зарплату… Ладно, сетовать не буду, но, пожалуй, пока не все деньги кончились, куплю впрок побольше продуктов.

После еды я ещё прошлась вдоль лотков и киосков у метро, присматриваясь уже не столько к товарам, сколько к ценам. Пожалуй, в моей стекляшке они были как-то посимпатичнее. Я ещё с тоской глянула на жареных кур, пахли они неплохо, купить бы такую — и не возиться с едой дня два. Если б я была голодная, я так бы и сделала, но сейчас пока воздержалась. Ладно, пожалуй, первую ознакомительную прогулку можно считать законченной, да и темнеть начинает. Так что в магазин — и домой.

В магазине меня ожидало несколько сюрпризов, и не сказать, чтоб приятных. Во-первых, оказалось, что пластиковые пакетики здесь стоят дополнительных денег, пусть небольших, но все же. А сумки для продуктов у меня, естественно, не оказалось — за годы жизни с машиной и закупок в супермаркетах я успела отвыкнуть от этих глупостей. А во-вторых, продавщицы, причём почти все, разговаривали жутко по-хамски. Сперва я как-то растерялась — с чего это они? Может, я веду себя вызывающе? Но потом заметила, что они просто со всеми так разговаривают, это нормально, а я из толпы ничуть своим внешним видом не выделяюсь. Уже потом, таща по лестнице пакеты, я решила, что это скорее хорошо — что не выделяюсь. А то, что людям за их же деньги хамят, — это, конечно, плохо. В тех магазинах, куда я ходила раньше, такого не то что не было — и близко быть не могло. С другой стороны, меня в моем нынешнем виде там не то, что обслуживать, и к двери, наверное, не подпустили бы… А может, и нет… Может, они там такие вежливые, что им все равно, как кто выглядит, были бы деньги. Но их у меня тоже теперь нету… Диалектика…

День у Марины прошёл насыщенно. То её водили куда-то и обматывали там разными приборами, подсоединяя к голове и рукам миллионы различных датчиков, то кровь у неё брали — и из пальца, и из вены, то мочу просили сдать на анализ, то, наоборот, к ней в палату заходили всевозможные люди в белых халатах и донимали бессмысленными вопросами: «Где правый глаз, где переносица?», «Чем болели в детстве?», и много другого. Нос им Марина старательно показывала, а про детство — уходила в глубокую несознанку: «Не помню», «Не знаю». А то скажешь чего-нибудь не то, они как начнут уколы делать, нет уж, ну их. К вечеру, часов в пять, пришёл ещё один, самый последний, наверное, и самый важный тоже, и сказал, что никаких органических нарушений они в ней не находят, память, утраченная вследствие шока, потихоньку сама восстановится, и они отпускают её домой. Дома надо не переутомляться, соблюдать режим, правильно питаться и выполнять лёгкую физическую нагрузку. Прогулки, бассейн. И все будет хорошо.

Марина слушала, послушно кивала. Особенно ей понравилось про нагрузку. Каникулы-то скоро кончатся, вторая четверть начнётся, а у неё как раз в этом году все удачно сложилось: она в трех классах ведёт, и русский, и литературу — с нагрузкой по часам все отлично получается. Правда, врач, наверное, какую-то другую нагрузку имел в виду, но не вдаваться же с ним в подробности… И вообще непонятно, как она успеет до конца каникул со всей путаницей разобраться.

Врач ушёл, пожелав ей удачного выздоровления. Марина не успела дух перевести, как вбежала её палатная сестричка.

— Арина Николаевна, я с вашим мужем говорила, он через полчаса подъедет за вами, так что давайте я вам пока собраться помогу.

Сборы оказались недолгими. Марина опять надела свитер с брюками, сестричка ей помогла ботинки завязать: «А то нагнётесь, голова закружиться может», барахло из тумбочки покидали в роскошную сумку. Сестричка пошла было к холодильнику, собирать деликатесы в пакет, но тут Марина, непонятно даже, что на неё нашло, вмешалась:

— Нет-нет, не надо. Оставьте все себе. Чайку потом попьёте. И косметику в ванной — тоже.

Сестричка закивала благодарно, сложила все в пакет и быстренько унесла. Марина села в кресло. Её не то чтобы трясло, но как-то познабливало. То ли страшно, то ли что. Непонятное что-то происходит. Взяла только что, распорядилась чужим добром, как своим. И нет попользоваться — все раздала зачем-то. Настоящая Арина тоже, наверное, так же бы поступила, но это она, а не я. А это я. И с мужем этим ещё разбираться…

Муж, лёгок на помине, не заставил себя долго ждать, как раз возник в двери. Стремительный весь такой, сестра за ним еле поспевает.

— Ариночка, умница, уже готова! Поехали, поехали скорее, я как раз тебя завезу и ещё в правление заскочу, у нас там совет директоров. Тебе помочь что-нибудь?

Поднял Марину с кресла, помог ей надеть замшевую куртку из шкафа.

— Тебе не холодно будет? Эх, я дурак, не сообразил с утра тебе пальто захватить. Ну ничего, мы прямо в машину — из машины, не замёрзнешь. Пошли, пошли.

На выходе он задержался на секунду, обернулся к сестре. Марина заметила, как мелькнул у него в руках бумажник. Понятно, чего сестра так старалась. А она-то ей колбасу отдала, да ещё переживала потом, удобно ли.

Пока они там рассчитывались, Марина вышла в коридор, подошла к большому окну. За ним было совсем темно, желтовато блестели фонари, летели капли дождя. Марина поёжилась, инстинктивно сунула руки в карманы куртки. В правом болталось что-то тяжёлое, металлическое. Не подумав, она вытащила это что-то на свет и обмерла. Это была связка ключей. Впрочем, связка, смешно сказать, — три ключа на колечке, но это были её собственные ключи, от её собственной, Марининой, квартиры, никаких сомнений тут не было. Но куртка-то была Аринина, значит, любой вариант с путаницей в больнице тоже отпадал. Что же такое с ними произошло?

Тут из палаты выскочил муж, взял её под локоть и повёл, повёл, она еле успела сунуть ключи обратно в карман. У выхода их уже ждала машина, огромная, чёрная. Марина не успела разглядеть, ни какая марка, ничего. Да и не знала она эти марки. Только слышала, что если «Мерседес», то надо, чтоб был шестисотый, да ещё «БМВ». Это круто — так, она слышала, говорили её девятиклассники на переменках.