частности, финансовую помощь»; эта позиция была одобрена на партийной конференции в январе 1924 года. Но ничего не делалось, чтобы осуществить эти благие намерения. Назначение Дзержинского на пост председателя ВСНХ в феврале 1924 года вновь привлекает внимание к этой проблеме. Три месяца спустя Дзержинский доложил XIII съезду партии, что для того, чтобы поставить на ноги тяжелую промышленность, на протяжении следующих пяти лет понадобится «100―150―200 миллионов золотых рублей». Зиновьев патетически прокомментировал это заявление, воскликнув: «На очереди металл, на очереди улучшение средств производства, на очереди поднятие тяжелой промышленности!» Эти красивые слова не были немедленно подтверждены делом, но свидетельствовали об изменении настроений, что скажется в будущем.

Весной и летом 1924 года страна выздоравливала, росло ощущение уверенности в своих силах. Сельское хозяйство при нэпе избавлялось от ужасов недавнего прошлого; некоторое снисхождение было оказано даже кулаку. Постепенно, хотя и неравномерно, оживала промышленность. В марте 1924 года была завершена денежная реформа — повсеместно вводились обеспеченные золотом червонцы, а старые советские бумажные банкноты были изъяты из обращения. В мае был создан Народный комиссариат внутренней торговли, возглавляемый Каменевым, основной целью которого было осуществление контроля за ценами. Соотношение между ценами на промышленные и сельскохозяйственные товары вновь почти достигло уровня 1913 года. Контроль за ценами на промышленные товары, как оптовыми, так и розничными, судя по всему, дал лишь относительный эффект, но цены на сельскохозяйственные товары оказались устойчивыми. Внешняя торговля, осуществлявшаяся специальным комиссариатом, имевшим монополию на внешнюю торговлю, под руководством Красина в 1923―1924 годах впервые достигла довольно приличных объемов. Экспорт на 75 % состоял из продукции сельского хозяйства, включая зерно; другими важными статьями экспорта были лес и нефть. Примерно 75 % закупок осуществлялось для нужд промышленности — хлопка и других видов сырья и полуфабрикатов. Эти внушительные результаты были достигнуты при нэпе, и без него их добиться было бы невозможно; их приветствовали как победоносное подтверждение целесообразности нэпа. Тем не менее кризис «ножниц» оказалось возможным преодолеть только с помощью мер — особенно контроля за ценами, — которые противоречили рыночному принципу нэпа, одному из существенных условий оздоровления экономики. Кроме того, в партии зрело недовольство возрастающей ролью кулаков в деревне и нэпманов в городе. Однако возрождение всех секторов экономики было настолько очевидным, что решение всех этих проблем отодвигалось на более поздний период. Борьба между рыночной и управляемой экономикой продолжалась на протяжении всего периода 20-х годов.

7. Последние дни Ленина

Оздоровление экономики, вызванное нэпом, в 1922 году было омрачено длительной и тяжелой болезнью Ленина. В мае 1922 года он перенес инсульт, который вывел его из строя на несколько месяцев. Осенью он вернулся к работе и произнес несколько речей. Но было совершенно очевидно, что его физические силы подорваны. 12 декабря по совету врачей он уединился в своей квартире в Кремле, а еще четыре дня спустя у него случился второй, еще более тяжелый инсульт, в результате чего последовал правосторонний паралич. В последующие три месяца физическая немощь не затрагивала его умственных способностей; и хотя никому из партийных руководителей, по-видимому, не позволялось его посещать, Ленин продолжал диктовать заметки и статьи, посвященные партийным делам. В их число входило и знаменитое «завещание» — «Письмо к съезду», датированное 25 декабря 1922 г., с постскриптумом, написанным 4 января 1923 г.

Но 9 марта 1923 г. последовал третий инсульт, в результате которого Ленин лишился речи; и хотя он прожил еще десять месяцев, но уже больше не работал.

После третьего инсульта надежды на выздоровление Ленина постепенно угасли. Вопрос о том, кто будет его преемником, витал в воздухе и заслонял все другие вопросы. Решение об укреплении партийной дисциплины, принятое на X съезде партии в марте 1921 года, вылилось в партийную чистку, а затем год спустя подкрепилось решением XI съезда партии, на котором была осуждена позиция 22 несогласных с линией партии, в большинстве своем бывших членов рабочей оппозиции; двое из пяти руководителей этой группы были исключены из партии; Ленин перед этим настаивал на исключении всех пятерых. Этот новый кризис потребовал дальнейшего укрепления партийного аппарата. Трое секретарей Центрального Комитета, назначенные в 1920 году и имевшие равные полномочия (см. с. 50), доказали свою несостоятельность и были смещены со своих постов. 4 апреля 1922 г., через несколько дней после того, как закончился XI съезд, было объявлено, что на пост генерального секретаря назначен Сталин, секретарями — Молотов и Куйбышев. Никто не придал этому сообщению особенного значения. Сталина знали как трудолюбивого и исполнительного функционера, преданного делу партии.

Когда после первого инсульта Ленин вернулся к делам, он был явно встревожен тем, что Сталин исподволь уже укрепил и власть, и авторитет своего поста, да и свое собственное положение; он впервые оказался ведущей фигурой в партии. Ленину не понравилось ни первое, ни второе. В то время он был сильно озабочен ростом бюрократической тенденции в государстве и в партии; он стал испытывать сильное недоверие к Сталину. Через несколько дней после второго инсульта, обуреваемый беспокойными предчувствиями, Ленин продиктовал свое «завещание». Он начал с опасности раскола между «двумя классами» — рабочими и трудовым крестьянством, на чей союз опиралась деятельность партии. Но эту опасность он видел в отдаленном будущем. В «ближайшем будущем» он предвидел угрозу раскола между членами Центрального Комитета; бо́льшую опасность такого раскола он видел в отношениях, которые сложились между Сталиным и Троцким. Сталин, по его словам, «сосредоточил в своих руках необъятную власть»; Ленин не был уверен, сумеет ли Сталин «всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Троцкий, который был «самый способный человек в нынешнем ЦК», проявлял «чрезмерную самоуверенность и чрезмерное увлечение чисто административной стороной дела». Другие ведущие фигуры в Центральном Комитете также не избежали критики. Зиновьеву и Каменеву он припомнил их сомнения в решающий момент октября 1917 года, что, конечно, не являлось случайностью, но этот эпизод «также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому». «Бухарин не только крупнейший, ценнейший теоретик партии», но «он никогда не понимал вполне диалектики», и его взгляды «с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским». Это было явно неожиданное суждение о человеке, чьи книги «Азбука коммунизма», написанная в соавторстве с Преображенским, и «Теория исторического материализма» были в то время широко известными партийными учебниками. Но каким бы ни было суждение Ленина о недостатках коллег, единственное, что он смог рекомендовать в своем «завещании», — это расширить состав Центрального Комитета до 50, до 100 человек; но это вряд ли помогло бы делу.

Осенью 1922 года внимание