Взяв в руки электронную плату, я внимательно рассмотрел матричный кристалл. Кажется, это была последняя модель компьютерного процессора.

— Ты всегда смахивал на чокнутого профессора, — заметил я.

— Что ж, в каком-то смысле так оно и есть. Хотя… все-таки это была скорее поза, — улыбнулся он. — Так сказать, шарада. Или, если хочешь, откровенное вранье.

Он открыл дверцу шкафа, заваленного всяким мусором. Его задняя стенка повернулась вокруг своей оси и открыла бетонную лестницу, уходившую глубоко под землю. Ступеньки были старыми и истертыми, но я никогда не видел их раньше. Как, впрочем, и свою сестру.

Я покосился на отца.

— Еще одна вещь, о которой вы боялись мне говорить?

— Не уверен, что это и теперь безопасно, — спокойно возразил он. — Пойдем. Пора тебе кое-что узнать.

— Это противорадиационное убежище, — вставила появившаяся за спиной мать. — В прошлом люди строили такие, чтобы прятаться во время ядерной войны. Одна из причин, почему мы поселились здесь. Удобное место для нашей лаборатории.

— Лаборатории? У вас есть лаборатория? Но зачем вам…

Мать остановила меня, прижав палец к моим губам.

— Сначала взгляни, — посоветовала она. — Потом поговорим.

Просторное подземелье, в которое мы спустились, представляло собой полную противоположность царившему наверху хаосу. Здесь все было идеально чисто и аккуратно, в безупречном порядке и по последнему слову техники.

Я увидел сверкавшие металлом рабочие столы, великолепные наборы инструментов и длинный ряд инкубационных камер. В наполненных жидкостью сосудах пульсировала живая ткань. За открытой дверью находилась полностью оборудованная операционная.

И все это устроили мои родители? Два милых старика домоседа? Два безобидных хиппи?

Мать отвела меня в соседнюю комнату, где стояли несколько удобных кресел, кушетка и старое видеоустройство под названием «телевизор»: я видел такие на картинках, но не подозревал, что они еще существуют.

— Мы хранили их для тебя, Хэйз, надеясь, что ты когда-нибудь все это увидишь, — объяснила мама. — Посмотри эти диски. На них то, что раньше называли «домашними фильмами». И почти везде ты — главный герой.

Я вставил диск, и на экране появилось зернистое изображение, снятое такой же допотопной камерой, как и сам телевизор.

Симпатичный малыш лет четырех вприпрыжку семенил рядом с матерью, ухватив ее за руку. Они шагали по пляжной гальке к озеру, а за их спинами виднелся дом.

Я сразу узнал женщину — совсем молодую, с короткой стрижкой, ослепительно красивую. Это была одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. Она вполне могла стать кинозвездой.

Мальчуган кое-как поспевал за ней, заливаясь счастливым детским смехом, на какой способны только люди. В таком возрасте дети элитов — предварительно выдержанные в течение двух лет в инкубационных камерах — двигаются и говорят, как десятилетние. К тому же у элитов не бывает пупков, а у этого был, и внушительных размеров.

Я как зачарованный смотрел на экран, где один за другим сменялись мерцающие кадры.

Тот же малыш мирно спал в кроватке, положив под щеку кулачок. Очень мило. И очень трогательно.

И тут до меня дошло, что это вовсе не кроватка. Это был хирургический стол в операционной.

Красивая женщина стояла рядом, но теперь она не улыбалась. Она прижимала ладони к щекам, и по лицу у нее текли слезы. Отец, чисто выбритый и серьезный, обнимал ее за плечи и похлопывал по руке.

Наконец она кивнула, и оба надели светло-голубые маски и халаты.

На экране телевизора появилась следующая сцена. Снова тот же мальчик, только чуть постарше, бежал по лужайке: теперь он был быстрым и сильным, как олень. Камера следила, как мальчуган стремительно преодолевал полосу препятствий, легко перемахивая через перекладины и перелезая через стены.

В такой же спортивной форме — и даже лучше — я был в тот день, когда поступил в первый класс школы для элитов.

Новая сцена: отец и сын сидят в уютной гостиной у камина и играют в четырехмерные шахматы. Мальчик без труда побеждает во всех играх.

Тот же паренек, но уже лет пяти, быстро и равномерно, как машина, плывет по озеру стилем баттерфляй. Потом он одним рывком вылетает на дощатую пристань, и отец подбегает к нему с секундомером. Посмотрев на время, мальчик торжествующе вскидывает руки, а отец бросается его обнимать.

Камера крупным планом взяла сияющее лицо мальчишки — эту улыбку я прекрасно знал.

Потом камера отъехала назад, мужчина подал сыну полотенце, и тот начал вытирать свое мускулистое тело с идеально гладким животом. На нем не было никаких следов пупка.

Экран телевизора погас.

Запись кончилась.

Я сидел на кушетке и ошарашенно молчал.

Это были мои родители. А тот мальчик — конечно, я. Я уже видел его раньше — в детском саду, на праздниках, на днях рождения…

Портрет скунса в юности.

В течение следующего часа родители мягко и сдержанно поведали мне невероятную историю, стоявшую за этим домашним фильмом.

Я избавлю вас — и самого себя — от болезненных подробностей.

Вкратце суть заключалась в том, что мои родители даже не были биотехнологами. Они были известными учеными.

Человеческими учеными.

Оба входили в группу биологов и генетиков, которые первыми разработали технологию превращения людей в элитов — чтобы, как они думали, спасти мир.

Но после Дня 7–4 — что бы там ни произошло — они оставили общество, где все больше доминировали элиты, и укрылись на севере страны. В первые дни везде царил хаос, но благодаря связям им удалось обосноваться в этом отдаленном месте, где местным жителям не было до них никакого дела. Элитам они сказали, что уходят на покой, а сами втайне развернули научную работу. Только на этот раз они работали против элитов и всего, что стояло за их цивилизацией.

Основная идея заключалась в том, чтобы превратить меня в сверхъестественно сильного человека, который не только мог сойти за элита, но во многих отношениях превосходил их по своим возможностям. Они сильно рисковали моими здоровьем и психикой, отправив меня как тайного шпиона в общество элитов и ни словом не намекнув на то, что происходит на самом деле.

— Знаю, тебе понадобится время, чтобы все это осмыслить, — пробормотала мама со слезами на глазах. — Не думай, что нам легко далось это решение, Хэйз. Но мы знали, что ты справишься. И так тобой гордились!

Она быстро поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты вместе с отцом, который тоже изо всех сил сдерживал слезы.