— Майор Кошкин, почему отказываетесь ехать в Кобрино? Это же такое место хорошее, под Брестом, не глухомань какая-нибудь. Служи да радуйся!

Я ему прямо отвечаю:

— Товарищ полковник, располагаю информацией, что 26-я воздушная армия расформировывается. Куда вы меня посылаете?

— Много ты знаешь, майор. Куда тебя родина пошлет, туда и поедешь.

— Это, товарищ полковник, смотря на какую родину ехать. Белоруссия вроде как другая страна, я ей на верность не присягал.

— Майор, ты что так много на себя берешь? Ты думаешь, если Руцкой за тебя хлопотал, тебе это поможет?

У меня были свои источники, я знал, что Руцкой не этим полковникам звонил, а начальнику Генерального штаба Колесникову. Но конкретный вопрос все равно решали эти мелкие сошки — лично начальник Генштаба не будет заниматься такой ерундой, как распределение майора ВВС.

Я так понял ситуацию, что эти полковники не знали, что мы с Александром Владимировичем вместе в Афганистане воевали, что я его воспитанник, думали, случайный знакомый, один раз дозвонился до Руцкого, больше не получится.

Слово за слово пошло, я им начал резче отвечать, потом прямо сказал:

— Я не поеду в Кобрино.

— Тогда поедешь на Дальний Восток.

— И на Дальний Восток не поеду. У меня есть право выбора. Я поеду в Краснодар — там есть место комэски. И его не могут занять, пока не распределят слушателей академии.

— Да видели мы твоего Руцкого на…

— Товарищ полковник, вы за свои слова-то отвечаете? Разбрасываетесь сильно.

— Не твое дело, майор. Посмотрим, куда ты поедешь.

Я вышел из штаба в глубоком изумлении и в тот же вечер поехал в Москву.

Руцкого не было на месте. Я очень долго ждал в приемной. Уехал. Утром до него дозвонился.

— Александр Владимирович, вас на хер послали, — говорю.

— Шо?!

— Два полковника вас на хер послали. Говорят, что не будут выполнять ваши распоряжения и что вертели вас на этом самом.

Он орет от возмущения, даже не разобрать, что именно. Потом услышал:

— Как у них фамилии?!

— Один полковник такой-то, а второго не помню.

— Ладно!

А я пошел на финальные занятия в академию, хотя особого смысла в этих занятиях уже не видел. Была у меня уверенность, что после такого скандала придется увольняться, потому что ссора с кадровиками ГУКа — это для военной карьеры любого офицера верная гибель.

Целый день ходил как зомби, на обед не пошел, лег спать, чтобы хоть так унять тяжелые мысли. И вдруг слышу шум в коридоре общежития, вроде как ломятся ко мне в комнату. Смотрю на часы — 23.00. Открываю — там начальник курса Козенко стоит, весь такой растрепанный, дышит тяжело, как после марш-броска с полной выкладкой.

Даже не говорит, а стонет:

— Кошкин, ты что сделал такое? Из Генерального штаба звонили, там такой крик стоит, тебя срочно в ГУК вызывают! Начальник академии сказал, утром на его «Волге» ехать.

— Да ладно, я на электричке доеду нормально.

— Нет-нет, ты что, только на «Волге». Пропуск тебе там заказали, ждут.

Он еще вопросы начал задавать, но я ему ничего рассказывать не стал, и Козенко ушел недовольный.

А я лег спать и до утра проспал как младенец, спокойно. А утром действительно подъехала «Волга» начальника академии, и я поехал в Москву.

Приехали, в бюро пропусков сунул удостоверение:

— Майор Кошкин прибыл.

— Да-да, вас ждут, генерал такой-то.

Поднялся в приемную, там адъютант докладывает:

— Товарищ генерал, майор Кошкин прибыл.

Генерал ручкается со мной как давний приятель, усаживает в кресло и начинает старые вопросы задавать:

— Чего ты не хочешь в Кобрино ехать?

— 26-й воздушной армии там не будет, и вы это знаете.

— Откуда ты это знаешь?

— Вы знаете, и я знаю, а откуда — неважно.

Генерал начал вдруг про себя рассказывать, оказалось, что он тоже был в Афганистане, командиром полка.

— А ты что, майор, так близко Руцкого знаешь, что он за тебя дважды впрягался?

— Близко не близко, но два года в Афгане вместе прослужили в одном полку.

— А с чего ты взял, что в Краснодаре место есть?

— Комэска Стрижак ушел, я знаю.

— Все ты знаешь. Слушай, а ты можешь позвонить Руцкому, что ты неправильно сказал, а то он велел уволить этих двух полковников. А то у них квартиры в Москве служебные, семьи, все такое. Они только сюда приехали, один из Сибири, другой с Дальнего Востока. Пожалей мужиков.

— Так ведь они на хер Руцкого посылали, а не я.

— Нет, подожди, не кипятись. Ты позвони ему, скажи, что преувеличил немного.

— Товарищ генерал, вы можете сейчас позвонить министру обороны?

— Нет, конечно.

— А майор Кошкин может сейчас позвонить вице-президенту страны?

— Ну ты же как-то ему звонишь.

— Сейчас не могу. Вечером позвоню, попробую объяснить.

— Договорились. А ты поедешь в Краснодар, вопрос решен.

— Только не за штат, товарищ генерал.

— Гм.

— Товарищ генерал, я знаю, как оформляются эти бумаги. Пожалуйста, при мне подпишите распределение, а я вечером позвоню Руцкому.

Приносят приказ, генерал у меня на глазах вписывает меня в приказ на подпись министру обороны, показывает мне.

Может показаться, что я тогда пережал ситуацию, но на самом деле я этих штабных крыс знаю хорошо — если веришь им на слово, обязательно кинут.

Если бы не Руцкой, со мной поступили бы как со щенком — вышвырнули бы со службы и не поморщились. Никто не смотрит, что ты боевой офицер, больше того, некоторых штабных это обстоятельство еще больше раздражает.

На свою голову, я сдержал обещание, которое дал генералу ГУКа, и позвонил Руцкому.

Александр Владимирович мне говорит — зря ты за них просишь. Они тебе это еще припомнят. Да ладно, говорю, их уже наказали страхом, хватит, наверное.

— Смотри, Саня, будут у тебя потом по кадрам проблемы. В майорах всю жизнь прослужишь. Ну да ладно, раз так просишь, оставлю их служить. Бывай.

Думаю, зря я их пожалел. Они, подлецы, меня потом не жалели — действительно, с тех пор ни званий, ни наград, все из Москвы заворачивалось, а меня изо всех списков всегда в Генштабе вычеркивали.

Позже стало известно, что в Кобрино попал Коля Шулимов, который со мной в Афгане воевал. Его послали вместо меня, когда я уже отбыл в Краснодар, так что предупредить или отговорить Николая я не мог.