— Да, это я.

— Никуда не выходите из дома. Сейчас вам привезут все необходимое по операции «Аленький цветочек».

— Хорошо, понятно, а пописать я могу или как?

— Это шутка?

— Да, шутка.

— Не шутите с нами, Виталий. Ваша жизнь и жизнь вашей подруги в наших руках.

И отбой. Короткие гудки.

— Что случилось? — Из гостиной, позевывая и потягиваясь, вышла Катерина в розовом халатике.

— Нам позвонили, видимо, из окружения его магичества. Сейчас нам привезут все, что связано с предстоящей поездкой в Хедесхолл.

Тут тренькнул дверной звонок.

— О! Это они. Оперативно.

Катя открыла дверь. На пороге стоял паренек лет четырнадцати и держал в руках объемистую коробку, обтянутую черной пленкой с ярко-желтыми полосками.

— Быстрая доставка почты, — оттарабанил паренек. — Распишитесь.

Катерина расписалась в квитанции и взяла посылку. Несмотря на объемистость, посылка была легкой.

Захлопнув за посыльным дверь, Катя прошествовала в гостиную. Поставила коробку на стол.

— Ну что, Джеймс Бонд, — сказала она, — посмотрим, что нам приготовили наши работодатели!

Катя ножницами разрезала пленку и быстро вскрыла картонную упаковку.

— О-го-го! — присвистнула она. — Да здесь все, что нужно для шпиона его магичества.

В коробке оказались документы на имя Ильзы и Джереми Максфилд (ведь по легенде они должны были представлять супружескую чету). Авиабилеты на рейс из Москвы в Берлин, причем на их настоящие имена, а также билеты на поезд Холмец — Москва, отмеченные сегодняшним числом.

— Катька! — ахнул Виталий. — Мы сегодня ночью уезжаем!

— Торопятся наши работодатели, торопятся. А что еще в сундучке?

В сундучке оказались толстые пачки рублей, долларов и евро.

— Да мы миллионеры! — усмехнулся Виталий.

Когда же Катька достала из коробки два угле-пластиковых пистолета и обоймы к ним, Виталий смеяться перестал.

— Это-то нам зачем?

— Как в кино — «на всякий пожарный». Думаю, что пистолеты нам все-таки брать не стоит. Давай спрячем их куда-нибудь.

— Под диван.

— Сойдет.

Они спрятали пистолеты и кинулись, даже не позавтракав, собирать вещи. Ведь надо было еще успеть доехать до Холмца, областного центра.

Наконец немудреные пожитки были собраны, паши герои плотно пообедали — когда еще доведется нормально поесть. И в шесть вечера они сели па рейсовый автобус до Холмца. Времени им едва-едва хватало, чтобы успеть на вокзал к московскому поезду.

И только когда они оказались в поезде и перрон начал проплывать мимо окон, им стало понятно: с прошлой жизнью покончено навсегда.

В поезде они купили колоду карт и все время посвятили им. Нет, они не резались в подкидного или в покер. Они учились воспламенять карты и восстанавливать их снова из пепла, левитировать эти маленькие кусочки картона, задерживать их в воздухе взглядом.

— Заканчивай, — сказала Катя Виталию. — Сюда идет проводница с постельным бельем. Я читаю ее мысли.

— И о чем же она мыслит?

— Ты не поверишь.

— И все же?

— О влиянии Сафо на лирику Марины Цветаевой. Вот нынче какие проводницы пошли!

В купе постучались, Виталий отодвинул дверь. За дверью стояла симпатичная проводница с лицом лирической поэтессы. В руках у нее было два комплекта постельного белья.

— Спасибо вам, — сказал Виталий, забирая белье.

— Может быть, чаю или кофе?

— Чаю, если нетрудно, — сказал Виталий, а Катька возьми и выдай:

— Вам нравится Цветаева?

Проводница растерянно посмотрела на Катю. Виталий вообще онемел. Так себя выдать?

— Д-да, мне нравится Цветаева, — ответила проводница. — А как вы догадались? Вы ясновидящая?

— Есть немного, — скромно потупилась Катерина.

— Удивительно, — произнесла проводница и закрыла за собой дверь.

Когда они остались одни, Виталий набросился на подругу:

— Ты рехнулась?! Зачем ты спросила у нее про Цветаеву? Зачем сказала про то, что ты ясновидящая? Тебе что, нужна дешевая популярность?!

— Я хотела, чтобы она нас запомнила.

— Для чего?!

— Когда нас не станет, пусть хоть один человек о нас помнит.

Катя тихо всхлипнула.

— Катюх, да ты с ума сошла! — искренне возмутился Виталий. — Что значит «когда нас не станет»? Я лично собираюсь жить примерно до ста лет. И тебе того же советую.

— У меня предчувствие, — сказала Катя, — что мы из нашего паломничества не вернемся живыми.

— Значит, вернемся мертвыми. И будем работать умертвиями в нашем городском парке, публику развлекать. — Виталию ужасно хотелось отвлечь Катю от дурных мыслей. — Да перестань ты всхлипывать! Все наладится.

— Извини, сорвалась. — Катя промокнула глаза носовым платком.

Тут снова пришла проводница с чаем. Когда она ставила стаканы на стол, Виталий совершил малый ментальный посыл в сознание проводницы. Теперь она напрочь забудет о том, что сказала ей Катя.

Они выпили чаю, застелили постели и улеглись почитать. Катя читала рассказы Честертона, а Виталий — Терри Пратчетта. Потом они задремали, потом, проснувшись, снова пили чай. Болтали ни о чем, а в сознании стучало одно: «Мы идем на магическое преступление».

Так они добрались до Москвы. Сутки провели в гостинице — для них уже был забронирован номер, — а утром следующего дня вылетели в Берлин.

Первое время все шло нормально, а потом самолет попал в полосу турбулентности. Пассажиры заволновались, стюардессы как угорелые носились по салону, вспыхнуло предупреждение пристегнуть ремни.

— Я залезу в мысли командира экипажа, — тихо сказал Кате Виталий. — Я хочу знать, что это за турбулентность такая.

— Удобно ли это? — засомневалась Катя. — Этично ли?

— Речь не может идти об этике, когда на карту поставлены жизни людей. — Виталий сам понял, что речь его звучит напыщенно, но ничего не мог с этим поделать.

Он взял Катю за руку, чтоб транслировать и ей мысли пилота, и откинул голову на подголовник — так ему удобнее было сосредоточиться на чужих мыслях.

А мысли были такие:

«Господи, Господи Боже мой! Только бы эта развалюха дотянула до аэропорта! Неужели все-таки отказал первый двигатель?! Какая, к черту, турбулентность! Мы погибли, погибли!»

— Он паникер, а не командир, — сказала Катя, когда они отключились от мыслей пилота. — Надо что-то делать.