пять — сорок километров. Идти придется через места расположения вражеских войск. Будете колесить, получится все сто километров. Мой совет: больше трех человек с собой не брать, иначе трудно быть незамеченными.

— Возьму двух, вполне хватит! — ответил ему Ярцев.

— Как хотите, это уже ваше дело. Только те, кто пойдет с вами, не должны знать, что вы идете в город за пакетом. Им для маскировки скажите, что идете с пакетом, который надо передать. Я вам дам конверт с ничего не значащим незашифрованным письмом. Повторяю, этот пакет, хотя вы его отдадите нашему человеку, ценности не имеет. Передавать и получать пакеты будете только вы, если что-либо случится с вами, тогда это сделает кто-либо из ваших разведчиков. В безвыходном положении нужно погибнуть, не даваться врагам живыми, уничтожить пакет.

Теперь о человеке, к которому пойдете. На окраине города есть улица Луговая, на ней дом 6. На двух его окнах, выходящих на улицу, должны быть горшки с цветами. Если цветов нет или они закрыты занавесками, значит, стучать и заходить в дом нельзя. Если же цветочные горшки стоят на окне, можно стучать. Но не в дверь, а в любое окно, выходящее на улицу, в крайнем случае во двор.

Постучите. Пароль такой: на вопрос, заданный женским голосом: «Что надо?», отвечайте: «Хозяюшка, продайте молока». Вам должны ответить: «Коровы не держу, городская я ведь». Тогда скажите: «Может, чайку согреете?» После этой просьбы вам должны открыть дверь и сказать: «Заходите, посмотрю кому, а то, может, и согрею». Входя, вы скажите: «Мне, Мария Ивановна». — «Да я и есть Мария Ивановна, а вы откуда знаете, как меня зовут?» — «Люди сказали». Пароль и отзыв заучите. — Он протянул бумажку с их текстом. — Заходить к Марии Ивановне лучше после того, как стемнеет. Сейчас смеркается рано.

Теперь о сроках. На все задание, с возвращением обратно, дается семь дней, а к Марии Ивановне вы должны зайти не позже чем через пять суток после вашего выхода. Вопросы будут?

— Да. А если мы не уложимся в пять дней, вернее, если обстоятельства не позволят за пять дней зайти к Марии Ивановне, можно ли тогда заходить к ней?

— Нет. Не нужно заходить. Ее не будет уже по этому адресу.

— А если все пять дней не будет горшков с цветами на окнах?

— Значит, заходить нельзя. И придется возвращаться ни с чем. Но так не произойдет. К ней могут заходить посторонние на час, два, не больше, и в это время цветов не будет. Вообще же она ждет людей от нас.

— Вы располагаете своим разведбатом, а поручаете это задание нам, дивизионным разведчикам? — вдруг спросил Ярцев.

— Мда… — несколько замялся Анисимов, — Город, куда нужно пробраться, находится ближе к вашей дивизии. Раз, — загнул палец на своей руке Анисимов. — У вас самое удобное место для перехода линии фронта — лесистые массивы в тылу врага на пути вашего передвижения к городу. Это два. Вы до мельчайших подробностей знаете свою нейтральную полосу и не хуже вражескую оборону. Это три.

Откозыряв начальству, мы ушли. По дороге я думал о том, что генерал Анисимов упорно называл Марию Ивановну «наш человек», но не агентом, не разведчиком. Это давало основание предположить, что она была «связной».

Ярцев взял с собой только двух разведчиков — Авдеенкова и Грачева. То, что он брал с собой Авдеенкова, никого не удивило. Авдеенков воевал с первых дней войны, справедливо считался одним из лучших наших разведчиков, сам ходил старшим разведгруппы. А вот в отношении Грачева у нас мнения расходились. Ярцев отдавал дань не мастерству разведчика, а личной симпатии, дружбе с ним. Попал к нам Грачев недавно, месяца три назад, и вот как.

Я пришел к прибывшему в нашу дивизию пополнению в надежде подобрать в разведроту хотя бы одного-двух разведчиков. Но увы, как, впрочем, уже не первый раз, их среди прибывших не оказалось. Раздосадованный этим обстоятельством, я было уже повернул обратно, когда ко мне обратился солдат:

— Товарищ гвардии капитан, возьмите меня в разведку! Я не разведчик, но даю вам слово, что освою дело, а если не смогу, уйду в пехоту.

Я внимательно посмотрел на него. Передо мной стоял ниже среднего роста, крепко сбитый, подтянутый солдат с шинелью, не перекинутой на руку, как у других, а с аккуратной скаткой. Из-под сдвинутой набок пилотки виднелись коротко остриженные, очень темные волосы. На меня просительно смотрели необычайно голубые, чистые, как у девушки, глаза.

То ли несоответствие нашему обычному представлению — голубые глаза у брюнета — удивило меня, то ли его простодушно-наивный взгляд, то ли что-то еще, но я спросил:

— А раньше где воевали?

— Я летчик-штурмовик, да вот угодил в штрафной батальон, но не отвоевал в нем положенный срок. Заболел. После госпиталя меня вместо штрафбата направили сюда, на фронт, доотбыть оставшиеся два месяца на передовой. Возьмите меня на это время, не пожалеете.

— А за что в штрафбат угодили?

— За чепуху в общем.

— За чепуху не бывает… Я должен знать…

Мы отошли в сторонку, и он начал рассказывать о себе:

— Родился в Москве, среднюю школу окончил в Саратове, туда родители эвакуировались вместе с заводом осенью сорок первого года. После окончания школы попросился на фронт, но меня направили в авиационное училище в Красный Кут. Оттуда попал на фронт в штурмовую авиацию. Воевал на Северо-Западном, Волховском, Ленинградском фронтах. Все летчики нашей эскадрильи поехали на Урал за новыми самолетами. В течение двух недель мы освоили на заводе вождение этих самолетов, на фронт перегоняли их летом.

Прилетели мы на аэродром под Москву, и я отпросился у нашего командира эскадрильи в столицу. Хотелось побывать хотя бы на своем дворе, на Первой Мещанской. Но я заторопился, не оформил увольнительную. По пути на вокзал зашел еще посмотреть на Красную площадь, как ее замаскировали. Вышел из метро, меня остановил патруль. Старшина с красной повязкой козырнул и попросил предъявить документы. Я подал удостоверение личности, он посмотрел его и говорит:

— А почему вы, товарищ лейтенант, не в своей части? Где ваше командировочное удостоверение или увольнительная?

Нет, говорю, у меня ни того, ни другого…

— Тогда пройдем к дежурному по участку.

Когда пришли, я и говорю дежурному по-дружески: «Младший лейтенант, отпускай меня скорее, а то нам улетать надо!» Я не подозревал, что этой фамильярностью оскорбил его до глубины души. Он прямо вспыхнул.

— Вместо того, чтобы по уставу, доложить, вы еще, товарищ лейтенант, позволяете себе меня «тыкать»! Выйдите! Зайдите и поприветствуйте меня, как