вызвался угостить нас пивом, которого купил несколько бутылок и, открыв их, поставил на наш столик. Я сказал, что мы не пьём пива, и он с пьяной навязчивостью принялся рассказывать, что тут принято, что, если тебя угощают выпивкой, нужно выпить обязательно, иначе нанесёшь смертельное оскорбление. Видно было, что ему жаль потраченных денег, и оттого он распалялся всё больше и больше, явно нас провоцируя. Сидевшие за соседними столиками смуглые крепкие парни с интересом прислушивались к его монологу, всем своим видом выражая готовность в случае конфликта прийти ему на помощь.

Когда он уже начал кричать на нас, Олчеймаа, отставив в сторону высокий стакан с апельсиновым соком, неожиданно щёлкнула языком и издала резкий щебечущий звук. Звук получился очень громкий и какойто необычный — глубокий и чистый, он коренным образом изменил ситуацию. Кричавший на нас парень как-то мгновенно стушевался и замолк, как будто его щёлкнули по лбу. Воспользовавшись паузой, Олчеймаа, глядя прямо перед собой, сказала несколько слов по-тувински, и эти слова как будто пригасили разгорающееся пламя. Сидевшие за столиками парни расслабились и вернулись к своим обычным занятиям, а «агрессор» мирно пробормотал несколько слов и уселся на своё место.

Мы в недоумении смотрели на неё некоторое время, а потом Ника спросила недовольным тоном:

— Что это за цирковые фокусы, Олчеймаа? Ты свистишь, как глиняная свистулька.

Олчеймаа ответила с улыбкой:

— Это не фокусы. Так поют маленькие птички. Вот он знает.

Она указала на меня и рассмеялась.

Тут я вспомнил, как она «переговаривалась» с маленькой птицей на остановке в горах, но сказать что-либо вразумительное не смог и только кивнул согласно.

Олчеймаа, обращаясь к Нике, спросила:

— И всё-таки ты мне не ответила, зачем вы сюда приехали.

Та, не поднимая от тарелки с едой голову, сердито ткнула пальцем в Ивана, пробурчав:

— Он меня сюда притащил! Снится ему что попало…

Олчеймаа живо повернулась к Ивану, и тот, немного косясь на меня, и, видимо, не зная, как я восприму его историю, коротко рассказал, что во сне превратился в птицу и летал над горами и тайгой Хакасии и Тувы.

— Очень ясный был сон, такой ясный, что невозможно передать. Как будто и не спал я вовсе. Понимал там, во сне, что в это время сплю на скале под тентом, а всё же одновременно был как птица…

Иван засмеялся и, откинувшись на спинку стула и глядя куда-то поверх наших голов, сказал мечтательно:

— Эх, а здорово всё-таки лететь куда душа пожелает.

И вдруг, вспомнив, рассказал о том, что во сне видел незнакомого человека в необычных одеждах, который издавал звуки, словно призывавшие его, Ивана, лететь в определённом направлении.

Тут уж я не выдержал и, в свою очередь, рассказал о моих снах, приведших меня сюда. Олчеймаа, внимательно слушавшая нас, сказала задумчиво:

— Нужно быть очень глупым человеком, чтобы не увидеть в ваших историях непонятной пока взаимосвязи. Если вы не были знакомы раньше, но встретились здесь по очень похожим причинам, очень даже может быть, что вам нужно дальше двигаться вместе.

Ника решительно сказала:

— Мы никуда не поедем, пока Иван не покажется врачам! У него может быть серьёзная травма.

Иван только развёл руками, показывая, что не в силах найти аргументов против её слов.

Я же сказал, что не могу ждать и поеду сегодня.

— А когда вы будете готовы, вы меня догоните.

— А куда ты едешь? — спросила Ника

Я сказал, что еду в южном направлении, в один из кожуунов. Именно там должен быть тот человек, о котором мне говорили.

— Ну что ж, — сказала Олчеймаа, — Похоже вы на верном пути, и теперь вы должны сделать всё, чтобы не сбиться с дороги.

И, помедлив некоторое время для того, чтобы мы глубже прониклись её словами, сказала:

— Сейчас главное для вас — держаться тропы.

Глава 7. Золото и гагара

— Хорошее ты место выбрал, парень, — сказал Тимофей, с трудом разгибая спину. Он стоял в маленьком ручье — притоке Комнэ, по колено в воде, держа в руках прямоугольный промывочный лоток. Ледяная вода превратила его руки в красные гусиные лапы, закоченевшие пальцы не разгибались и распухли, но он, словно не замечая этого, осторожно вынимал из лотка крупные камни.

— Начал понимать уже, где нужно пробу брать. И промываешь хорошо, но ещё раз посмотри, как шлих «доводить» нужно. Главное, тяжёлую фракцию не смыть.

Он осторожно погрузил в прозрачную воду лоток и, легонько встряхивая его, внимательно наблюдал, как слабое течение уносит с лотка песчинки и маленькие разноцветные камешки: серые и белые обломки молочного и полупрозрачного кварца, тёмно-красные фрагменты кристаллов граната, кремовые, розовые, белые, тёмно-зелёные осколки полевых шпатов. Камешки тонули сразу, лёгкий песок проносился течением ещё несколько метров, прежде чем осесть на дне, похожем на уменьшенных размеров пустыню, покрытую тонкой рябью миниатюрных барханов. Эту пустыню как будто по чьей-то прихоти погрузили под воду. Сапоги Тимофея оставляли на барханах неправдоподобно огромные следы. Вода действовала как увеличительное стекло, и Кирилл загляделся на дно, не в силах оторвать взгляда от перекатывающихся по дну песчинок. Концентрацию нарушил голос Тимофея:

— А теперь самое интересное.

Плавным движением он слил с лотка остатки воды, сделав это так ловко, что оставшаяся в лотке после всех манипуляций ровная чёрная полоска тончайших частичек минералов — шлих — вытянулась на плоском деревянном дне лотка.

Кирилл с изумлением заметил, что руки геолога трясутся от возбуждения, да и движения всего его тела стали какими-то порывистыми. Он передёргивал плечами, кивал головой, словно соглашаясь с кем-то, нервно похлопывал себя по груди и животу. Положив лоток, Тимофей встал прямо на землю на четвереньки, склонился над ним и принялся внимательно изучать содержимое, но через минуту разочарованно выпрямился: лишь полдесятка золотых чешуек блестело возле чёрной полоски тяжёлых минералов.

— Ну ладно, ты иди дальше вверх по течению по левому берегу и проверяй все ручьи подряд, а я пойду по правому, — сказал он Кириллу, подхватил свой лоток и рюкзак и, не оглядываясь, ушёл по направлению к реке.

Кирилл остался вдвоём с молчаливым Богданом, вызывавшим у него подсознательный страх, который он сам себе не смог бы объяснить. То ли огромный рост и физическая мощь, то ли оружие, с которым тот никогда не расставался, словно придавливали его к земле. Кирилл с самого начала осознал, что Богдан приставлен приглядывать за ним, что тот и делал с упорством питбуля, ни на секунду не выпуская его из виду.

Одну из ночёвок они сделали