Хортон довольно усмехнулся. Вот и повод для гнева, и ходить никуда не нужно. Как говорится, у умной лягушки все губы в комарах.

— Кто обидел тебя? — спросил Хортон, ласково положив руку на затылок девушки.

Бригитта задрала голову, и ее взгляд встретился с взглядом Хортона.

— Демон, — резко выдохнула она.

— Демон? — удивился Хортон. — Расскажи, как все произошло.

Рассказ Бригитты не занял много времени. И чем больше она говорила, тем сильнее в душе Хортона поднимал голову змей гнева. Но не на демона, нет, в отношении демона Хортон даже чувствовал нечто похожее на восхищение, это ж надо было так ловко спровоцировать эту дурочку, да так, что самого упрекнуть вообще не в чем! А вот Бригитта… Возможно, Хортон поторопился, назначив ее матерью незачатого, возможно, кандидатуру все-таки стоит пересмотреть. Хотя кого тут можно взять вместо нее? Остальные женщины еще глупее, она хотя бы философией занимается…

Тем временем рассказ подошел к концу, Бригитта глядела на повелителя влажными глазами и ждала решения. И решение не заставило себя ждать.

— Я кое-что не понял, Бригитта, — сказал Хортон. — Как именно он тебя оскорбил?

— Ну как же! — воскликнула Бригитта. — Он назвал меня жабой!

Хортон улыбнулся.

— Минуту назад ты говорила совсем другое, — сказал он. — Ты говорила, что демон сравнил твое положение в моем замке с положением самой большой и красивой лягушки во всем болоте. Правильно?

— Он не говорил, что я красивая, — надула губки Бригитта.

Хортон расхохотался, весь его гнев улетучился в мгновение ока. Эта девочка такая очаровательно глупенькая!

— Не злись на него, — сказал Хортон. — И не избегай его. Напротив, беседуй с ним чаще, это поможет тебе лучше понимать людей. Или хотя бы пытаться понимать людей.

— Да, повелитель, — склонила голову Бригитта. — Я последую вашему повелению. Однако если бы мне было позволено иметь свое мнение, я бы сказала, что боюсь этого демона.

— Не бойся, — сказал Хортон. — Пока я жив и силен, я не дам тебя в обиду ни демону, ни кому бы то ни было еще. Не бойся его, он не причинит тебе зла.

— Я боюсь его слов, — сказала Бригитта. — Когда он говорил со мной, я вдруг почувствовала себя такой глупой, такой ничтожной…

Хортон задумался. А ведь действительно… Он тоже ощущал нечто подобное, беседуя с демоном, едва заметное чувство, он даже не смог самостоятельно облечь его в слова, но оно точно было. Это беспрекословное подчинение, за которым угадывается неуловимый сарказм, ты вглядываешься в душу раба чуть внимательнее и понимаешь, что никакого сарказма на самом деле нет, но призрак сарказма… Да, призрак сарказма, лучше и не скажешь.

— Не беспокойся, — сказал Хортон. — Он не сделает тебе ничего плохого, я обещаю. А теперь иди, занимайся своими делами. Сейчас я прогуляюсь в одиночестве, а когда наступит ночь, я приду к тебе, жди.

— Конечно, мой повелитель! — воскликнула Бригитта. — Я буду ожидать вас с нетерпением!

Она уже ничего не боялась, она забыла о том, как напутал ее демон. Потому что рядом с ней повелитель, он спасет и защитит от всего, что только можно вообразить, от любой опасности и от любой беды. Если бы это было так на самом деле…

Хортон направился к выходу из замка, его шаги гулко отдавались в тесном коридоре. Надо прогуляться, он слишком засиделся за бумагами и разговорами. И еще надо срочно обновить заклинание здоровья, а то может не хватить времени, зачистка начнется совсем скоро.

Павел сидел на сухой и относительно чистой траве. Внизу, метрах в полутора от его ног, тек ручей, а вернее, даже не ручей, а водяная струйка, соединяющая цепочку пересыхающих луж и впадающая в болотце. Когда-то давно, тысячелетия назад, здесь протекала нормальная речка, но потом всю воду разобрали оросительные каналы, на склонах и террасах речной долины появились огороды, и все, что осталось от реки, — жалкий ручеек. Ивернес говорил, что это место — последний клочок дикой природы на день пути вокруг. Павел ему верил.

Этот мир жутко, чудовищно перенаселен. Каждый клочок плодородной земли или распахан, или засеян, или ждет своей очереди. Здесь давно не осталось ни лесов, ни лугов, весь Муралийский Острог — сплошные поля и огороды. Здесь нет географии, куда ни пойди, всюду одно и то же — ровные квадраты холопских участков, разделенные где тропинками, а где узкими канавками, по которым течет вода. В центре каждого участка стоит маленький глинобитный домик, больше похожий на сарай, где-то в углу участка растет рощица из десятка деревьев, а все остальное пространство занято грядками и плодовыми кустами. Весь мир похож на гигантский дачный поселок, можно выбрать любое направление и идти вперед, пока не устанут ноги, и со всех сторон тебя будет окружать одно и то же, и только лишь холмы и овраги, отмечающие русла рек прошлого, вносят в пейзаж небольшое разнообразие.

Здесь нет диких зверей, кроме мышей и крыс, здесь нет птиц, кроме кур, воробьев и голубей, здесь вообще нет дикой природы. Говорят, если очень долго идти на восток, плодородные земли заканчиваются и начинается засушливая степь, а до того места все пространство занято огородами. А в центре каждого огорода — убогая лачуга, в которой очередная холопская семья влачит жалкое существование десятки и сотни лет подряд, и единственная надежда на лучшее — перерождение.

В этом мире верят в реинкарнацию. Здесь принято считать, что после смерти душа умершего вселяется в новое, только что зачатое, тело. Достойный холоп в новой жизни становится воителем, а недостойный воитель — холопом. Все как у буддистов, разница только в одном — перерождения приходится ждать намного дольше. Раньше Павла удивляло, до какой степени надо устать от жизни, чтобы считать нирвану лучшим выходом из круговорота бытия, теперь это его больше не удивляло. Если ты двести лет подряд живешь в одной и той же хижине с одной и той же женой, если твои дети выросли так давно, что ты уже не помнишь, как их звали, если каждый следующий день твоей жизни ничем не отличается от предыдущего, рано или поздно придет время, и ты захочешь положить конец своему существованию. Если только сохранишь к этому моменту способность размышлять об отвлеченных материях. А сохранить эту способность непросто, когда каждый день проходит в одних и тех же огородных трудах, когда все соседи знакомы настолько хорошо, что с ними уже не о чем разговаривать, когда твоя жизнь так же стабильна и неизменна, как жизнь дождевого червя в грядке, которую ты пропалываешь каждый четвертый день. Дождевой червь не умеет размышлять о вечном, он вообще не умеет размышлять, ему это не нужно, а если вдуматься, зачем это нужно тебе? Одинокий человек, попавший на необитаемый остров, теряет разум за считаные годы, здешние холопы не одиноки, но у них и времени больше.

Сзади послышался неясный шум. Павел обернулся и увидел, как по склону оврага осторожно спускается Бригитта, та самая наложница Хортона, что пыталась так забавно построить Павла и Ивернеса, а в результате построилась сама, потому что дура. Но, надо признать, красивая дура, грудь и задница на месте, талия в меру тонкая, да и на лицо недурна. И походка очень грациозная, как у гимнастки, не будь она наложницей графа, Павел ей бы вдул. Но наложницу повелителя трогать нельзя, тем более если она объявлена матерью незачатого.