Если вторым мучением нельзя было получить никакого признания (а какое признание можно было получить от того, кто не обладает способностью говорить?), инквизиторы прибегали к огню. Палачи связывали коту лапы, потом намазывали их маслом или салом и держали тело против огня до тех пор, пока на лапах не обнажались жилы и кости.

Таковы были варварские средства, употребляемые инквизицией, дабы заставить обвиняемого (будь то человек или животное) сознаться в мнимых преступлениях. И как тут было не сознаться, когда и на смерть уже начинаешь смотреть как на облегчение…

К сожалению, таков был принцип средневекового европейского права: демонстрация того, что никто, даже бессловесное животное, совершив преступление, не уйдет от всекарающего правосудия. И проклятая эта система стоила жизни многим тысячам несчастных котов и кошек, а еще их замуровывали в стены и сбрасывали с башен. И все это — при большом стечении народа, с церемониями, по большим праздникам. Особенно доставалось тем, у кого был черный цвет шерсти. И все потому, что все тот же папа Григорий IX заявил верующим, что звери «цвета позора и зла» противопоставляются белоснежному агнцу — символу Иисуса Христа.

После столь «теплого» отношения к ним со стороны инквизиции популяция котов и кошек в Европе сократилась до 10 % от их изначального количества, имевшего место до начала охоты на ведьм.

«Кошачий клавесин»

Булла папы Григория IX от 1233 года, называвшаяся Vox in Rama, официально закрепила отношение к котам и кошкам как к воплощению Сатаны. Плюс закрепилась стойкая вера в то, что ведьмы могли принимать обличье кошек, причем для разных целей: чтобы навредить людям, чтобы прийти на шабаш и уйти с него, для блуда с чертями в обличье черных котов. И это привело практически к тотальному истреблению котов и кошек в Европе.

Короче говоря, с приходом инквизиции ни в чем не повинным котам и кошкам стало еще более понятно, что такое христианский ад. Ненависть к ним превратилась в настоящий культ, их убийство — в своеобразное состязание. В Дании, например, кошек закрывали в бочке, вывешивали ее между деревьями и, подъезжая на лошади, кололи бочку копьем. Тот, кому удавалось разбить бочку в щепки и убить кошку, объявлялся победителем и провозглашался «кошачьим королем». В Англии кожаный мешок с посаженной в него кошкой служил мишенью для лучников. А вот в Испании тех диких времен был известен так называемый «кошачий клавесин». Этот аппарат был изобретен в XVII веке немцем Кирхером: в его «клавесине» головы «дьявольских отродий» были высунуты наружу, а хвосты закреплены под клавиатурой. Стоило только нажать на клавишу, как соединенная с ней игла впивалась в хвост, и несчастное животное издавало крик боли. Это варварское изобретение пользовалось большим успехом в Европе, а царь Петр I, будучи в Гамбурге, даже заказал такой «клавесин» для своей Кунсткамеры.

А вот, например, что писал французский композитор Жан-Батист Векерлен в своей книге Musiciana:

А во Фландрии еще в Х веке местный граф Бодуэн III завел традицию, когда в среду второй недели христианского поста несколько кошек сбрасывали с одной из высоких башен замка. Носила эта традиция название «Среда для кошек». К счастью, этот нечестивец прожил недолго — всего 27 лет. В летописях потом написали, что он «неожиданно скончался после возвращения из похода против норманнов», но мы-то знаем, что в этом мире не бывает ничего неожиданного. Точнее, неожиданным, как правило, бывает как раз то, чего многие уже отчаялись ждать.

Что же касается придуманной графом Бодуэном III страшной церемонии, то она потом повторялась много лет — до начала XIX века, и вот что писал в 1817 году Ламбен, архивариус города, присутствовавший при последней экзекуции: «Кошачий палач в красной куртке и голубом колпаке, украшенном цветными лентами, сбрасывал животных со штурмовой башни. Некоторым, правда, иногда удавалось выжить и бежать, а зрители преследовали их».

Так называемые «святые отцы» учили в средневековых проповедях: «Дыхание кошки, которое проходит сквозь ее кожу, — это чума, и ежели она пьет воду, и слезинка упадет из ее глаз, то источник будет отравлен: каждый, кто из него напьется, неизбежно умрет». Естественно, после таких заявлений несчастных животных обвиняли во всех людских бедах. А в богословском труде одного английского автора рассказывалось о ведьме, которая обращалась в кошку девять раз. Именно отсюда и родилось глупейшее поверье, что у кошки девять жизней. Согласимся же, что оно не менее бестолково, чем поверье, будто младший из близнецов — существо проклятое и бесполезное, или что если взять жабу в руки, то потом появятся бородавки.

А вот еще один весьма характерный пример. Лукреция Борджиа, внебрачная дочь папы римского Александра VI (в миру — Родриго Борджиа), умершая в 1519 году в Ферраре, во время застолий любила предаваться странным развлечениям, называемым «кавалер и кошка». Это кошмарное зрелище состояло в том, что в клетке запирали мужчину и кошку. Человек, обнаженный до пояса, должен был раздразнить несчастное животное, после чего убить его без помощи рук. И чем больше усилий приходилось прилагать «кавалеру», тем больше удовольствия это доставляло присутствующим.

И даже философ Никколо Макиавелли, автор прославленного трактата «Государь», опубликованного в 1532 году, тонкий циник, считавший, что в основе любого политического поведения лежат только выгода и сила, ужасался этим олицетворением алчной жестокости. А ведь он истощил практически все свое глубокомыслие на изыскание мудрости в отвратительном коварстве этих самых Борджиа.

Средневековая инквизиция в отношении котов и кошек — это было чистой воды мракобесие. И все потому, что христианская церковь не признавала языческих верований и ей срочно потребовались враги, с которыми можно было бы героически бороться. Вот несчастные коты и кошки и впали в немилость. А у людей разве не так? Разве не называют в разные периоды времени «виновниками всего» евреев, буржуев, коммунистов и т. п.? Нужно же обвинить кого-то во всех своих бедах и горестях. Кого угодно, только не самого себя…