ли вы тогда единый католический мир? Осознаете ли, что универсальная мысль не может остановиться из-за какого-то убитого краснокожего, ибо ее задача — облететь весь мир, о котором говорят, будто он круглый?.. Это звучит слишком учено? А что с вашими сердцами, господа новоиспеченные испанцы?.. Они будут растроганы? Какая картина потрясет вас? Мученики на вертеле?.. Святой Лаврентий? Святая Урсула? Распятый Иисус… Вы видели слишком много похожего, не так ли? У вас больше нет слез… и все-таки порой над миром царит тишина… Наступает утро, роса испаряется с трав, звонят колокола, облака из зеленых становятся красными… Вы когда-нибудь поете? Я знаю одну песню, и мне хочется, чтобы вы ее выучили. Послушайте! (Встает перед сбившимися в кучу индейцами. Медленно и очень отчетливо начинает петь.)

Израненное скорбью сердце,

Мария, милая звезда!

Луч от твоей сияющей руки,

Разбив доспехи, грудь мою пронзает,

И в бурном сердце золотая кровь,

Лучом твоим зажженная, вскипает…

Индейцы безучастно слушают. Маргерита на мгновение поднимает голову. Каэтана тоже.

Вам нравится? Будете петь со мной?

Индейцы не отвечают.

Это доставит вам удовольствие. Давайте попробуем! Повторяйте за мной! Израненное скорбью сердце…

Пауза.

Не получается? Советую вам сначала вдохнуть полной грудью и начинать всем одновременно! Мария, милая звезда…

Никто не поддерживает. Не слышно даже приглушенного пьяного хихиканья. Индейцы молча таращат глаза.

Ведь это красивая и нежная песня! Мария простирает руки над всем миром, даже над самым смердящим и дальним его уголком… Кого вы стыдитесь? Я же знаю, вы раньше пели. Да и сейчас я вас иногда слышу. Когда в темноте объезжаю крепость… Вы лежите за оградой и поете. Ну, смелее! Пусть один начинает, а другие подхватывают! Может, ты начнешь?.. Ну, проснись! Что ты отворачиваешься в сторону? Ну?!

Индейцы, сгрудившись, пятятся к выходу; медленно, едва заметно отступают в тень, в какой-то момент группа становится похожей на скалу во мраке.

(Направляется за ними.) Стойте! Я не разрешил вам уйти! Упираетесь!.. Вам снова захотелось кнута, не так ли?! Вам нравится мучиться… Но не выйдет! Кнута вы не получите, потому что я знаю, от этого ваша кожа только дубеет… Педро, Пабло, закройте выход! Они должны остаться!

Педро и Пабло, которые в продолжение этой сцены стояли возле выхода, по сути дела в коридоре, бросаются вперед.

Вы не хотите петь со мной песню в честь нашей небесной царицы… Хорошо! Тогда вы споете какую-нибудь свою песню! И сейчас же! Все равно, какую… Уж в этом вы мне не откажете!

Пауза. Все удивлены. Каэтана потерянно смеется, но ее смех настолько слаб, что тут же замирает.

(Вспыхивает.) Вы должны! Будете! Я приказываю!

Индейцы начинают петь. Не сговариваясь. Из мрачной толпы раздается стон и пришепетывающее бормотание. Угадываются отдельные слова; мы с трудом понимаем, что уже слышали их. Возгласы. Возгласы сливаются. Мелодия монотонная, слова рождаются сами по себе. Протяжный тусклый плач колышется, поднимается вверх, падает и растет, растет.

Х о р.

Ночь вокруг. Ночь! Растет!

Приди!

Ты придешь! Ох, нет!

Тлаксакана! Тлаксакана!

О белый конь! Белый бог! Белый конь!

Хуанто-о-о-к! Золотой!

Тлаксакана! Черная гора!

Кожа! Роза! Спет луны!

Черный шар с зеленым сердцем!

Хуанто-о-ок!

Черная темень и ночь!

Нет на деревьях птиц!

О белый бог! О белый бог!

Залита кровью роза!

Тлаксакана! Тлаксакана!

Песня затихает. Отзвуки ее какое-то время еще звучат в коридорах и на лестницах дворца. Индейцы стоят в тени, неподвижные. Маргерита поворачивается. Она оставалась на авансцене, но пьяные, возбужденные индейцы не замечали ее. Затем она направляется к соотечественникам, однако не прямо, а по кривой; широкие, размашистые жесты, словно хочет кого-то заколоть; из груди вырывается тяжелый вздох.

М а р г е р и т а. Уходи! О-о-о-о! Ты! И ты! Уходите! О-о-о-о! Тлаксакана! Собачьи дети! Сгиньте с глаз моих! Хуанток, ох!.. Псы! (Останавливается. Поворачивается к ним спиной. Сгорбилась, дрожит мелкой дрожью.)

Пауза.

Б а л т а з а р. Снимите костюмы, братья! Можете идти!

К а э т а н а. На веки веков! Аминь!

Индейцы снимают с себя все, что незадолго перед этим на них надел дон Балтазар: плащи, накидки, шлемы, серебряные миски. Исчезают неслышно, один за другим. П е д р о  и  П а б л о  идут за ними. Топот босых ног в коридоре. Маргерита садится. За ней Балтазар. Треугольник. Каэтана наливает себе вина.

Б а л т а з а р (глухо, медленно и очень странно, словно он безгранично устал). Эти люди — чертовски горячий пепел, и все-таки они будут стоять за стеной до самой ночи и ждать моих петушков…

К а э т а н а. Так отправляйся за ними!

Б а л т а з а р. Нет! Я просчитался. Моя попытка обернулась против меня; я не вижу никакого смысла…

К а э т а н а. Ты разыгрываешь кровавые комедии, но я-то знаю, что кровь падет на тебя!

Б а л т а з а р. Уже пала! Ты пьешь. Пьешь ты, а у меня болит желудок. Наши повара готовят на сале, и наш сад зарос сорняками. Не хватает свежей пищи. В детстве у меня была курица, которая несла яйца только для меня. Белая как снег… Когда я покидал Испанию, она была еще жива. А у тебя тоже?..

К а э т а н а. Что?..

Б а л т а з а р. У тебя тоже была своя курочка?..

Каэтана не отвечает.

(После паузы.) Воистину неудачная попытка, с таким же успехом можно толочь воду в ступе или загонять ветер в бутылки… Господа адмиралы утверждают, будто земля круглая… Догоняешь человека и никак не догонишь. Никогда не можешь увидеть его лицо. Даже лицо индейца! Надеюсь, ни одна из вас не станет мне напоминать, что человек создан по образу и подобию божьему. Нет? Нет! Каэтана! Тебе не кажется, что я уже созрел для святой инквизиции?

Каэтана не отвечает.

Возможно, это было бы хорошо для меня — гореть… Гореть или гнить — вот две возможности, две правды. Свеча горит, святой горит… Я гнию. Все мы гнием.

К а э т а н а. Говори о себе! Я не гнию! А твой отец всегда горел!

Б а л т а з а р. Ого! Теперь ты видишь его совсем другим?!

К а э т а н а. Да! Я ошибалась…

Б а л т а з а р. Если он до сих пор не сгорел, то не сгорит вообще; он тоже сгниет, здесь, вместе с нами.

К а э т а н а. Нет!

Б а л т а з а р (не отрываясь смотрит на жену. Очень серьезно, заинтересованно говорит). Ты не представляешь себе, что бы я дал, только бы это было правдой!..

Пауза. Внезапно со двора слышен топот