Но неужели это чувство, эта тоска — и есть история?

Б а л т а з а р. Предчувствие!

К а э т а н а. Чего?.. Бесполезности?..

Б а л т а з а р. Что эта страна будет отныне бесплодной. Я видел больше, чем было положено мне по возрасту, хотя видел из носилок… Я видел, как умирает государство, огромное государство, границы которого довелось узреть немногим. Уничтожались города, храмы, целые племена, одно за другим; их сметали с лица земли те самые оборванные, вшивые, пропыленные и злые солдаты, с которыми я встретился на пристани.

К а э т а н а. Я ведь родом из Кастилии, приятель!

Б а л т а з а р. Знаю!

К а э т а н а. Я дворянка!

Б а л т а з а р. И это я знаю! Что ты хочешь сказать?

К а э т а н а. Что не собираюсь проливать слезы из-за индейцев!

Б а л т а з а р. Если я проливал, то столько же из-за них, сколько из-за нас. Я знал: отцовские холопы умирают вместе с тем миром, который они уничтожают. Долгая смерть, вначале громкая, а потом на удивление тихая. Свидетельницей этой тихой смерти была ты сама. А она до сих пор… длится… Для этого Нового Света нет церкви. Для этого Нового Света нет колоколов. Нет Испании. Придут новые люди со своими законами, дароносицами и кадильницами, но и их понемногу засосет болото. Мы в необозримом болоте. Отец этого не сознает, зато я — прекрасно. Непонятный мир и непонятная жизнь… Бессмысленная и бесполезная. (Красноречие его иссякло.)

К а э т а н а (до этого момента смотревшая в пол, порывисто поднимает голову; долгий взгляд, затем она кладет ладонь на свой живот и мирно спрашивает). А как же это?..

Б а л т а з а р (на мгновение задумывается, потом отвечает, спокойно, в тон Каэтане). Не знаю, Каэтана.

К а э т а н а. Не знаешь?!

Б а л т а з а р. Нет!

К а э т а н а (гневно). Ты не знаешь и тебе нет никакого дела до этого! Когда я легла с тобой и ты сделал мне ребенка, я тоже ничего не знала. В этом вся правда! Я не знала, кто ты, что ты, каков ты. Зато теперь слишком хорошо знаю! В тебе течет грязная кровь! Ты не испанец! Конкиста для тебя — кровавый фарс! Ты не хочешь быть испанцем и готов продать свой герб, чтобы купить водки чумазым краснокожим! Тебе все равно, что будет с твоим ребенком. Тебя волнуют петухи и гнусные игры, ты наслаждаешься беспорядком, потому что в тебе нет ни капельки веры, ты привык к грязи, и тебе тепло и удобно валяться в ней… Волочишься за сожительницей собственного отца! Он из-за нее потерял честь христианского рыцаря, а ты потеряешь все остальное! Или, ты думаешь, я не знаю?! Неужели ты и впрямь думаешь, что я не знаю?! Ты лежал рядом со мной, это было перед зарей, думал, что я задремала, сквозь стиснутые зубы у тебя словно стон вырвалось ее имя… А теперь ты ломаешь комедию, чтобы оправдать свои поступки. Со своей индианкой ты разбазаришь все, что есть в этом доме. Остатки. Хотите жить как цыгане, да?! А эта перепись — такой же фарс, как и все прочее… Как цыгане!.. А я не хочу! Я не хочу, голубчик! Ни за что и никогда! Нет! Нет!

Маргерита выступает из мрака. Быстро выходит на середину сцены. Каэтана и Балтазар — каждый — вздрагивают. Все трое пристально смотрят друг на друга. Со двора доносятся причитания индейцев. Маргерита наклоняется к вещам. Под рукой у нее оказывается тяжелое парчовое платье. Она поднимает его и несет. Медленно, словно совершая ритуал, кладет это платье к ногам Каэтаны.

М а р г е р и т а. Изволь, донья Каэтана!

Шкатулка для писем тоже оказывается возле ног Каэтаны.

И это тоже!

Статуэтка, изображающая святого Стефана.

Твое!

Опахало из перьев и длинная кружевная шаль.

Твои! На вечные времена!

Серебряное блюдо.

Твое, госпожа!

Подсвечник.

И это тоже!

К а э т а н а (оставаясь неподвижной, не глядя на Маргериту, шепчет). Убери ее прочь, Балтазар! Убери ее прочь!

М а р г е р и т а (замерла с разведенными в стороны руками, словно собирается танцевать. Голос — горящий уголь под тонким слоем пепла). Все твое, госпожа, навсегда твое, моего здесь ничего нет, мне ничего не надо, я от всего отказываюсь! Аминь! И еще раз аминь! (Поворачивается к Балтазару.) И он будет твоим! Не беспокойся, он тоже!..

Балтазар, до сих пор с каким-то болезненным интересом наблюдавший за женщинами, принимается смеяться.

Б а л т а з а р. Святые небеса, неужели теперь начнется тяжба из-за меня?! Какой важный повод для разбирательства! Может быть, вы бросите жребий по такому поводу?!

М а р г е р и т а. Ты ничтожество. Ты недостоин даже того, чтобы быть тенью его тени.

Б а л т а з а р. Ты в этом уверена, мамочка моя несуженая?..

М а р г е р и т а. Твоя женщина сказала правду…

Б а л т а з а р. Что именно?..

М а р г е р и т а. Ты волочился за сожительницей своего отца. Она не считает меня его женой. Настоящий мужчина знает, что к чему, а вы судите, как хотите. Ты волочился за мной. Ты был совсем ребенком, но стоило мне сесть, как ты уже выглядывал из-под стула…

Б а л т а з а р. Правильно! Все правильно! Признаю! Верно!..

К а э т а н а. Убери ее прочь, Балтазар!

Б а л т а з а р. А почему бы нам не выяснить все до конца?!

М а р г е р и т а. Ты недостоин быть тенью его тени…

Б а л т а з а р. Нужно установить истину! Дело в том, что ты смертельно ненавидишь его, а заодно и меня, потому что я все-таки его тень.

М а р г е р и т а (внезапно переходит на крик). Нет! Он для меня все! Он мой господин!

Б а л т а з а р. Ты не знаешь, что я был свидетелем того, как он первый раз овладел тобою, на перевале Вентро, вскоре после битвы, в которой погибли все твои родные… Ты не знаешь, что я прятался за кустом, сидя на корточках… Не знаешь, что я слышал, как ты скрипела зубами, когда все было кончено… Не знаешь, что я видел, как ты, проведя рукой между бедрами, рассматривала кровь, а потом вытерла ладонь о траву. А он отошел на пять шагов в сторону и помочился… Ты не знаешь, что я видел твой взгляд, которым ты его провожала…

Пауза. Тишина. Руки Маргериты опустились вдоль тела и спрятались в складках юбки. Она пристально смотрит перед собой, качает головой, бормочет что-то неразборчивое.

(Продолжает тише, чем раньше, но вполне отчетливо.) И мне казалось, что рядом с тобой лежит моя мать…

Каэтана идет к софе. Садится и обхватывает руками свой живот, словно защищая то, что в нем таится.

А рядом с отцом, справлявшим малую нужду, не было никого.

Снаружи доносятся крики.

Г о л о с  с о  д в о р а. Дон Балтаза-а-р! Дон Бал-таза-а-р! Еще! Петухи! Еще! Дон Балтаза-а-ар!

М а р г е р и т а. Это правда. Все так и было.

Б а л т а з а р. Выходит, я не врал, когда говорил о ненависти?

М а р г е р и т а. Лгал! Это ложь!

Б а л т а з а р.