М а р г е р и т а. Да!

Б а л т а з а р. Почему?

М а р г е р и т а. Он взял меня не только в тот раз, он взял меня навсегда! Он сказал: «Ты моя жена». И я осталась с ним. Я была с ним постоянно. Он был страшен. Он был нежен. Его руки стали ласковыми. Я видела его скорбь. Видела, как он во мраке лежит рядом со мной и его глаза становятся огромными, потому что он смотрит назад, в прошлое… Он научил меня верить… Только это и важно!

Б а л т а з а р. Во что верить? Какой вере он тебя научил, скажи!

М а р г е р и т а (освобождает руки из складок юбки и соединяет их перед грудью, читает молитву, словно медленно диктует кому-то). Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя твое. Да будет царствие твое. Да будет воля твоя, как на земле… (Запнулась. Секунду спустя взрывается.) Я верую в Иисуса! Он пришел с ним!

Б а л т а з а р (словно загипнотизированный, смотрит на нее, потом разражается потоком слов; говорит быстро, без передышки, иногда вместо слов выплескивается смех). И что же выходит?! Милость божья не ограничилась Канарскими островами! Выходит, конкиста на самом деле только продолжение реконкисты, и то, что нам сулили, исполнится, и католическая империя расползется на весь мир! Христос пришел с нами! И вы позабыли, как на заборах по всей стране висели человеческие внутренности, как горели ваши соплеменники, как рушились дома! Разумеется, запах кадила приятнее, чем запах человеческой падали! И голос Христа слышен лучше, чем крики рабов в рудниках! Да вы вообще не умеете кричать! Вы как будто созданы по беззубым евангельским заповедям! Господин Христофор Колумб весьма верно охарактеризовал вас после первой встречи. Как там он писал их католическим высочествам?.. Ах да! Да! «Эти люди, полные любви и лишенные жадности… своего ближнего они любят как самого себя…» На вашем примере подтверждается все, о чем говорил в своих проповедях честнейший патер Лас Касас, под чем подписались университеты в Саламанке и Севилье: вы такие же божьи дети, как и мы, вам предоставлены точно такие же возможности и точно такие же надежды на спасение! Ты получила веру, мамочка моя несуженая, вы все ее получили! Испания не имеет границ! Католичество не имеет границ! Все мы не имеем границ, и ничто их не имеет! Кто говорит, что мы увязли в болоте?! Ложь! Гнусная ложь! Все только начинается.

Каэтана вздрагивает, как от ударов, от непонятной и непристойной вспышки Балтазара. Снаружи опять раздаются крики.

Г о л о с  с о  д в о р а. Дон Балтаза-а-ар!

Б а л т а з а р. Надеюсь, вы их слышите?!

К а э т а н а. Прогони их! Приказываю тебе!

Б а л т а з а р. Они крещеные, Каэтана!.. Ты же не будешь возражать ученым мужам из Саламанки?! Тебя тошнит от их запаха, и твоя кастильская гордость корчится в муках при виде их, а я смотрю в будущее и вижу толпы полукровок, которые высовывают языки, дабы вкусить таинство святого причастия… Чистой испанской крови вскоре останется разве что на маленький ручеек, но зато будет невероятно много статуй святой девы Марии, украшенных перьями. Это предвидение и сделало меня апостолом. Ведь я апостол, не так ли? Послушайте! Они зовут меня, потому что я нашел ключ к их сердцам. Петушиные бои и бочка водки — вот удобренная нива для сеятелей слова господня и испанского права! Мой отец не понимал этого, поэтому-то он и пропал, поэтому вновь прибывшие кастильцы загнали его в пустыню…

М а р г е р и т а. Он вернется!

К а э т а н а. И пусть прикончит тебя, когда вернется!

Б а л т а з а р. Он не прикончит меня, даже если вернется…

М а р г е р и т а. Вернется!

Б а л т а з а р. Где ему взять силы?.. Заберется на печку и будет видеть черные сны о черной битве и черной неблагодарности, будет кротко просить, чтобы не шумели… Единственная связь с миром — рука его жены.

К а э т а н а. А ты?!

Б а л т а з а р. А я буду апостолом, подруги! Моими методами овладеют агенты Cámara de las Indias y Casa de la Contratación[7]. Я так и вижу, как моей диалектике кланяются досточтимые братья из ордена святого Доминика!.. Рабы в рудниках будут носить медальоны из Компостеллы и потому, собственно говоря, уже не будут рабами… Ох, знаете, что я придумал! Было бы очень хорошо, если бы наши новые братья показали нам религиозную драму! Auto sacramental[8] по-индейски! Ну конечно! Как это мне раньше не пришло в голову?! Ясно! Мы устроим это с целью обучения и воспитания! Сейчас!! Пабло! Педро! Вы увидите необычайно интересные, незабываемые сцены!

К а э т а н а (говорит странно, почти со слезами, хотя невозможно понять, чем вызвано ее возмущение — искренней заинтересованностью или винными парами). Где твой отец, Балтазар? Подумай, Балтазар! Подумай!.. Где твой отец?!

Б а л т а з а р. Поджигает! Он сожжет все, что до сих пор ему не удалось сжечь! Под конец взлетит с облаками дыма на небеса, где будет немедленно причислен к воинам святого Георгия. Педро! Пабло!.. (Загорелся новой идеей. Среди разброса иного хлама находит колокольчик; из тех, что употребляют во время мессы, изо всех сил звонит; кричит.) Педро! Пабло!

П а б л о. Что изволите, дон Балтазар?

Б а л т а з а р. Немедленно приведите сюда десять или пятнадцать краснокожих друзей! Мы покажем удивительное религиозное представление, притом в совершенно новом стиле! Тех, кто до беспамятства пьян, тащить не надо! Все равно это не принесет им никакой пользы. Посмотрят в другой раз! Быстрее!..

Педро и Пабло изумленно смотрят на Балтазара. Затем переводят взгляд на женщин. Маргерита стоит словно окаменела. Каэтана, сгорбившись, сидит на софе.

П а б л о (пытается возразить). Я думаю, дон Балтазар…

Б а л т а з а р. Мне кажется, тебе не следует думать, господин Пабло! Дело решенное! Ты получил приказание и обязан его исполнить! И хотя ты вырос в порту, тебя учили догматам святой католической веры; один из них утверждает, что все мы созданы по божьему подобию; вот ты и поступай в соответствии с ним, не вороти нос от краснокожих братьев! Быстро! Десять или пятнадцать!..

П е д р о  и  П а б л о  поспешно уходят. Женщины остаются неподвижны. Балтазар лихорадочно перебирает одежду, что-то рассматривает, отбрасывает. Во дворе оживление, слышны окрики Педро и Пабло, затем топот босых ног по лестнице и коридорам.

Они пришли!

У центральных дверей толпится  г р у п п а  и н д е й ц е в. Среди них две или три женщины. Все в рваных пончо. Они жмутся друг к другу, явно смущенные; однако в их крови достаточно алкоголя, и к тому же они возбуждены петушиными боями — поэтому охвачены какой-то странной, безудержной веселостью.

Вы звали меня, друзья. Изменим последовательность событий: вы явились ко мне! Я принимаю вас в доме моего отца, доме, который стоит на пепелище домов ваших отцов — по