собой. Теперь этот кобель шарит в моей комнате и судя по дыханию, уже раздел меня и трахнул. Во всех известных позах. В своей тупой башке.

— Кто сказал, что у меня возникнет желание? — поднимаю упавшее полотенце и бросаю в кресло у выхода.

Парень откидывает свои темные, густые волосы, сверкая белозубой улыбкой, смеется. Очевидно я должна прямо сейчас упасть в ноги и молиться на его красоту. Только вот если от смеха Никиты шли мурашки, тот тут скорее хочется вызвать скорую. Ну а вдруг ему плохо?

— Любое желание можно чем-нибудь подпитать. Твое тоже, — поднимает он густые брови и делает шаг вперед… Цель ясна, но меня она не устраивает. И я ухожу в сторону. Значит Никита продолжает изображать моего сутенера? Ожидаемо, хотя я и наделялась на лучшее. Да что уж там говорить, верила…

Не отвечаю на заигрывания. Делаю шаг в сторону, а парень уже возле меня, сбивает дыхание захватом плеча. Больно, но не на ту напал.

Я замахиваюсь, делаю вид, что беспомощная аквариумная рыбка. Но как только он двумя руками перехватывает мои руки, трется членом о бедро, смотря сверху вниз, у меня появляется шанс… Стоит только обворожительно улыбнуться, чтобы он потерял ориентацию, и резко поднять колено. Насладиться приглушенным стоном.

Вы знали, что, когда мужик твердый, удар по яйцам ощущается сильнее? Именно поэтому они так просят беречь их отростки от жестокости и зубов. Нежные натуры. Вот и парень согнулся, но и я просчиталась.

Стоило сделать мне шаг к ванной, как он хватает меня за талию и буквально впечатывается бугром в зад…

— Я не такой чувствительный к боли, девочка… Ну так что, назовешь цену?

— Вижу, с Камилем ты нашла общий язык быстрее, чем со мной? — слышу сзади голос, и парень, то есть Камиль, резко меня отпускает…

Сглатываю, представляя, как это выглядело со стороны. Но оправдываться пропадает желание, как только оборачиваюсь и вижу этого сверкающего белизной рубашки красавца. Не иначе как с политического обозревателя сошел.

Четыре дня. Я не видела своего палача и любовника четыре дня. Но как будто вчера эти искривлённые губы касались моей промежности, острый язык вылизывал от ануса до киски. Снова и снова, доводя меня до края безумия. Я и сейчас эхом слышу свой стон… А он слышит? Он помнит, что вытворяли с моими сосками его губы?

Теперь они могут лишь презрительно изгибаться, демонстрируя всем своим видом, кто я такая.

— Никитос, она просто идеальна, — благоговейно выносит вердикт красавчик и обходит меня со всех сторон…Я привыкла к осмотру. Вот только трогать не все рисковали, а некоторые попытки оканчивались кровью. И сейчас я к этому близка. — Бля… Такой зад. Ей в модели надо…

— Да, там ей будет самое место, — говорит почти равнодушно Никита, а я все так же молчу, стоя перед ними в купальнике, как голая. Вижу, что равнодушие напускное, а на самом деле он готов взорваться… Смотрит он на меня, словно я уже успела отсосать Камилю и денег за это взять. — Ты уже определилась, кем хочешь работать? Могу договориться насчет кастинга?

Решало, блин…

— Не сомневаюсь, — цежу сквозь зубы, рассматривая лицо, которое представляла над собой столько времени. Не собиралась сопротивляться. Мечтала, как он ворвется в комнату, как нагнет меня и скажет, что пришел взять свое. А по факту… По факту мне противно, если он посмеет ко мне прикоснуться.

— Эй, зачем работать… Столько девок просто сосут мужикам и катаются на порше… У меня стати есть один такой.

— Мужик, которому ты сосешь ради порше? — вырывается у меня, и Камиль округляет глаза…

— Воу, воу, девочка. Полегче… Я, знаешь ли, легко воспламеняемый… Могу и обжечь, — смеется он пошло, продолжая жечь грудь наглым вниманием, пока Никита сверлит взглядом лицо. — Но я так понял, тут уже терки со старым порше… Так что я подожду своей очереди… Я так-то вообще не жадный… Люблю делиться подружками… Да, Никитос?

Он делает шаг, но разворачивается, резко притягивает меня к себе.

Хочет поцеловать, но я отворачиваю лицо, так что его жесткие, сухие губы касаются щеки. Затем влажный шепот обжигает ухо:

— Я буду добрее, чем этот неандерталец…

Новый потенциальный «покупатель» отходит к двери. Выходит. И я, уже пылая всеми чертями ада, взбешенная от того, что только что произошло, набираю в рот воздуха. Хочу закричать, но слова Никиты сдувают меня как шарик.

— Мама ждет тебя к обеду. И оденься прилично, чтобы не думали, что ты на работе…

Презрительные слова поднимают новую волну ярости, бурю обиды, но я не успеваю и выдохнуть, как дверь хлопает. И все, что я могу сделать, это ударить в нее кулаками от бессилия. Стечь по ней ручьем с горьким рыданием и попыткой убедить себя, что это просто чувства. Это просто плата за жизнь вне улицы. Ведь за все нужно платить.

Документы? Да кому они нужны. Я жила без них столько лет… Почти без происшествий. Можно сказать, что потеряла. Можно наврать с три короба. Можно просто собраться и уйти. Не важно, как далеко. Пока у человека есть ноги, а к башке не приставлен пистолет, он может уйти куда угодно.

С этой мыслью поднимаюсь с пола, опираясь на дверь. Иду к шкафу. Там лежит рюкзак. В нем те пожитки, что были на мне, когда я здесь появилась. Беру его и почти без эмоций готова попрощаться с очередным временным пристанищем.

Впервые за много лет мне было спокойно и безопасно, впервые я буду готова расплакаться, прощаясь с местом.

Но даже здесь любой может зайти в мою комнату. Любой может предложить мне цену. Камиль — лучший друг Никиты. Теперь мне очень интересно знать, сколько друзей у Камиля. И сколько друзей у друзей Камиля.

Лучше сама.

Лучше одной.

Лучше перестать верить в хорошее в людях. Порой кажется, что стоит детям повзрослеть, достигнуть определенного возраста, они начинают гнить изнутри.

Но подойдя к двери, я снова пячусь назад. В комнату входит Мелисса. Уже облаченная в блестящую, зеленую ткань, идеально контрастирующую с ее медным шелком волос. Без стука.

— Тебя когда-нибудь насиловали? — спрашивает она в лоб, и голова начинает кружиться. Попытки, попытки. Попытки. Сотни мерзких рук и членов, самых разных форм, размеров и цветов. Порой казалось, что меня всегда окружали не люди, а звери, никогда не видевшие женщин. И я так верила, что, приехав сюда, попаду в сказку. Дура…

— Нет. Меня не насиловали, — чеканю без эмоций. Стою прямо, спина настолько вытянутая, словно меня подвесили на