Вот это галантный человек! В руках торт, да еще и пакетик. И улыбка до ушей.

— Привет, Римма.

А вот своего имени ему я точно не называла.

Покрепче затянула плащ вокруг плеч. Как можно более строго спросила:

— Мы с вами разве знакомились?

Развеселился еще больше:

— Риммочка, вы в Прасковичах! Квартиры здесь сдает один человек, и, конечно, я ему позвонил. Неприлично ведь идти в гости, когда даже не знаешь, как к девушке обратиться.

— В гости? А вы разве не опрос пришли проводить?

Он отмахнулся:

— Опрос тоже проведем. Но давай сначала кофе.

Поставил на стол моей мини-кухни торт, разгрузил пакет — мандарины, конфеты, упаковка жаропонижающего. Посоветовал:

— Выпейте. От профилактики хуже не будет.

Дьявол, он мне нравился все больше и больше!

Мы сели за стол. Я послушно приняла лекарство, потом взялась за торт. Искоса взглянула на Нурлана:

— Что еще вы знаете обо мне, кроме имени?

— Больше ничего, госпожа секретарь детективного агентства «Павел».

— Пробили, значит, — вздохнула я.

— Хотел подтвердить свою догадку. Зачем красивой девушке идти на берег реки Великой в половине шестого утра? Только по серьезному делу.

Я молча откусила еще кусочек торта. Тесто суховато, и крем слишком жирный. Зато кремовые розочки шикарны — сразу видно, мужчина старался, выбирал.

Медленно прожевала. Потом осторожно произнесла:

— Видите ли, Нурлан. Я имею право утверждать, что просто хотела встретить рассвет. Там, на мостках. А когда увидела человека в воде, сначала вызвала полицию, а потом, разумеется, попыталась его спасти.

Теперь пришла его очередь молча жевать.

Я же решила продолжить атаку:

— Наши отношения с Ольгой — если они, конечно, имелись — исключительно мое дело. Никого в них посвящать я не обязана.

Он лукаво улыбнулся:

— Девушки часто ссорятся. И даже убивают друг друга на почве неприязненных отношений.

— Хотите меня в убийстве обвинить? Бросьте. Вы умные люди, и ваши криминалисты, конечно, увидели на мостках мужские следы. Плюс я не актриса. Никогда бы не сумела сначала убить, а потом вызвать полицию и притворяться, что человека спасаю.

Нурлан поднял руки:

— Римма, вам очень не идет оправдываться.

— Вы первый начали угрожать.

— Это от бессилия, — улыбнулся лукаво. — Но давайте откроем карты. Вам нужна моя служебная информация. Мне пригодится то, что знаете вы. Зачем нам торговаться, если мы можем рассказать друг другу все как на духу? Готов быть первым.

Я не стала бекать и мекать — сразу взяла быка за рога:

— Ольга умерла?

— Да.

— Причину смерти установили?

— Вскрытие будет позже. Предварительным осмотром эксперт обнаружил на шее синяки. Есть вероятность — ее придушили, не насмерть. А когда она потеряла сознание, бросили в воду.

— Поэтому в легких и была вода, — пробормотала я. — А мужчину, чьи следы там, на мостках, хоть кто-нибудь засек? Человек или камера?

— Свидетелей пока нет. С камерами у нас еще хуже. Но есть одно предположение. Вы знаете, за кого Ольга собиралась замуж?

— Ну, Георгий. Гоша. Здоровый такой. Столовую держит. Охотник, дома три борзых собаки.

Нурлан внимательно взглянул на меня:

— Он дважды судим.

— За что?

— Первый раз, еще в старших классах, по хулиганке. Освободился в девятнадцать. Взялся за ум, познакомился с женщиной. Стал с ней жить. Вроде дружно, только очень ревновал ее — она в баре работала. Поклонники, чаевые. Однажды шел мимо, через окно увидел ее в обнимку с посетителем, ворвался в бар — и убил.

— Обалдеть! — выдохнула я.

— Признали аффективный умысел, поэтому судили по сто седьмой. Через три года вышел.

— Оля мне говорила — такой надежный… Как за каменной стеной… Что она с ним счастлива.

— Его пока не задерживали. Человек в трансе, мать, соседи, он сам — все клянутся: был дома. Но интересная деталь: отпечаток от обуви на мостках — сорок третьего размера. Как и у Георгия.

— Ну, это не доказательство, — не слишком уверенно пробормотала я.

— Конечно, каждая пара обуви индивидуальна. Ботинки уже изъяли. Будет трасологическая экспертиза, — кивнул Нурлан.

Я как-то внезапно совсем забыла, что решила выдавать информацию только после того, когда выведаю все, что мне нужно. Нахмурилась:

— Не знаю, насколько Ольга была откровенна с женихом. Но если он очень ревнивый, то повод у него имелся.

— Какой? — оживился Нурлан.

Я честно рассказала про влюбленного в свою учительницу Ярика. Про задание. О том, как вчера на закате Ольга записывала для своего бывшего подопечного звуковое письмо.

— Можно послушать? — немедленно уцепился полицейский.

Я достала планшет, молча нажала кнопку воспроизведения. До чего было грустно смотреть на красивую, сексуальную, живую Ольгу! Глаза горят, волосы развеваются на ветру, голос шепчет с придыханием:

— Дорогой Ярик, ты прекрасно знаешь, что я тоже тебя очень люблю. Да, мы не можем быть вместе. Но если хочешь вспомнить меня — взгляни на мои любимые розы, и я улыбнусь тебе из лепестков. Посмотри в небо, где бегут облака — возможно, я прячусь за ними и оттуда смотрю на тебя. Знай: необязательно быть вместе, чтобы любить. Но лично я всегда буду с тобой. Хотя и на расстоянии.

— М-да, — хмыкнул Нурлан. — Зажигает.

— Но на самом деле она все врет. Ярик — больной человек. Ольга его отгоняла как надоедливую собаку. Только сейчас, с безопасного расстояния, решила парня порадовать, — возразила я.

— И это у нее получилось, — признал полицейский. — А вчера — там, на мостках — Георгий не мог за вами наблюдать?

— Я не видела. Но, честно сказать, и не приглядывалась.

— А у Ольги это письмо осталось?

— Нет, конечно. Только у меня. Но я не думаю, что ревность — единственная версия. Вы знаете, где Ольга раньше работала?

— В Москве. В каком-то доме инвалидов.

— В том самом, где вчера пациентов расстреляли.

Его брови поползли вверх. Пробормотал:

— Да, я слышал. Но не сопоставил…

— Когда в новостях сообщили, она мне сразу позвонила. И кое-что рассказала.

Я поведала Нурлану о вчерашнем звонке балерины, о происшествии в Главном театре, об ее подозрениях. Показала фотографию Филиппа Долматова. Продемонстрировала паническую эсэмэску, которую Ольга прислала мне без одной минуты в пять утра.