Полицейский прочел краткий сбивчивый текст несколько раз. Задумчиво сказал:

— Что она хотела вам сказать?

— Накануне она говорила — никак не вспомнит какую-то важную деталь. Похоже, все-таки вспомнила.

— И зачем так сложно? Глубокой ночью, одной идти на реку? Почему нельзя было просто позвонить?

— Георгий желал ее полностью контролировать, и Ольга, возможно, не хотела говорить в доме. Вчера, когда мы созванивались, она меня за свою маму выдала. Могла бояться, что второй раз не прокатит.

— А если бы жених засек ее, когда она ночью убегала?

Я лишь беспомощно развела руками.

— И почему нельзя было встретиться — да хоть тут, у вас?

— Вчера я звала — Ольга не захотела. А ночью — как бы она узнала адрес? Только если звонить… Но звонить она почему-то не стала. У меня, правда, звонок был выключен, но никаких неотвеченных вызовов нет.

— Хорошо. Допускаем: некто — не Георгий — караулил ее у дома.

Я подхватила:

— Ольга выходит. Преступник удивлен. Но не бросается на нее немедленно — решает пойти следом. И она приводит его в очень удобное — практически идеальное для убийства — место.

— Да, Римма, — вздохнул Нурлан. — Вам очень повезло, что вы опоздали. А то могли бы обе себя в жертву нашей Великой принести… Но что же Ольга хотела вам сказать?!

Я прикрыла глаза ладонями, подумала. Неуверенно произнесла:

— Вообще я одну глупость сделала. Вчера. Мне вечером заказчик позвонил. Брат Ярика. Ну, я ему и ляпнула, что в Пскове и что письмо у меня. Он ничего не уточнял, мы сразу про убийство инвалидов заговорили, но я теперь думаю: вдруг у него тоже какой-то свой умысел?

— Какой? — цепко взглянул Нурлан.

— Не знаю. Но в Москве ведь никто не знал, куда исчезла Ольга. А заказ — привезти звуковое письмо для больного аутизмом братика — изначально звучит как-то странно. Федор мог меня втемную использовать. Чтобы я нашла девушку. Вдруг у него к ней свои счеты имелись?

— Во сколько точно вы сказали заказчику про Псков?

— Около десяти вечера.

— Убийство произошло, будем считать, в пять пятнадцать. Если сразу принять решение и ехать быстро — можно успеть без проблем. Какая у него машина?

— Э… не знаю. По-моему, он вообще не водит.

— Я все равно проверю. Дайте мне имя, отчество, адрес.

— Нурлан, — я прижала руки к груди, — с вами настолько приятно общаться! Нормальный разговор двух, — я слегка задумалась, но все же произнесла, — профессионалов. Не то что многие ваши коллеги: тайна следствия, да у вас вообще нет лицензии. Чтобы хоть что-то узнать, постоянно приходится глупой блондинкой прикидываться. Знаете, как надоело!

— А у вас действительно нет лицензии? — улыбнулся он.

— У шефа есть. А я — просто секретарша. Котиков, собачек разыскиваю. Однажды нашла сбежавшего жениха — правда, мертвым. Теперь опять: поехала за письмом, а получила труп. Такое вот портфолио.

Он отодвинул кофейную чашку. Встал из-за стола. Подошел сзади. Обнял. Я лихорадочно соображала, что делать — вырываться или посмотреть, что будет дальше?

Но альфа-самцы — а Нурлан, безусловно, к ним принадлежал — всегда чувствуют, когда баба-дура готова.

Церемониться не стал — резко развернул к себе лицом и начал целовать.

Я закрыла глаза. Но черноты под веками не увидела. Словно в лихорадочном кино, там замелькали Ольга, Федор, Ярик, а потом всех их заслонило укоризненное лицо Паши. Однако Синичкин был не один. Рядом с ним — я не знала, фантазия то разыгралась, или я после всех переживаний стала провидицей — восседала в позе лотоса роскошная и развратная блондинка.

Прочь сомнения.

Мой плед-плащ полетел на пол.

Горячие руки Нурлана растворяли остатки холода в теле, угольно-черный взгляд прожигал.

«Хороша командировка!» — в последний раз укорила себя я.

А потом — полностью отдалась страсти.

* * *

Константин пил уже третий день и остановиться не мог.

Смерть страшна всегда. Но она в миллионы раз горше, когда поминальную водку приходится пить сразу после праздничного бокала шампанского.

Еще позавчера его сыну, Костику-младшему, вручали кубок, диплом и подарок.

Второе место на городской олимпиаде по ИЗО. Второе — среди нормальных детей, вы только вдумайтесь! Его больного сына обошел единственный мальчик — сын профессиональных художников, у кого с пяти лет личные педагоги по композиции и натюрморту. А все остальные таланты, надежды и звезды — парни и девчонки безо всяких диагнозов — остались позади! Его бука, молчун, скандалист и сумасшедший талантище Костик оставил позади больше тысячи человек!

Константин-старший, морщась, выпил очередную рюмку. И встало перед глазами, словно вчера. Как подавали заявку на конкурс. Как он выспрашивал в оргкомитете — словно между делом, — какие документы обязательно проверяют. Ему простодушно сообщили: справку из школы можно не приносить — только оригинал свидетельства о рождении. А там, извините, про диагноз — ни слова.

А сколько он натаскивал Костика, как себя вести во время олимпиады! Написал памятку, каждый день заставлял сына повторять:

— Я учусь в школе 1413. Я не буду вставать во время работы. Я не буду говорить вслух, когда рисую.

И еще много других правил, которые следовало хорошенько заучить.

Шансы сойти за нормального имелись неплохие. С виду сын совсем не походил на больного. Черноглазый, стройный. А что «р» не произносит и в глаза не смотрит, так сейчас половина подростков такие.

Жена идею Константина-старшего не одобряла. Ворчала:

— Зачем все усложнять? Олимпиада открытая, никаких ограничений для инвалидов. Наоборот, если сказать, как есть, за Костиком присмотрят, помогут.

Конечно. Инвалидам всегда дают подачки. И его сыну-аутисту вяло кинули бы косточку — ничего не значащий поощрительный приз.

Но у отца давно была мечта, чтобы Костя-младший не просто поборолся на равных со здоровыми, но победил их. Безо всяких поблажек и скидок. Гораздо приятнее не поощрения получать, а настоящий, в их ситуации — золотой, бриллиантовый, платиновый приз!

И все удалось. Шокировало. Взорвало Москву.

Только Костинька — он ведь всегда в себе, ликовать и праздновать не умеет. Отец предлагал на следующий день кино, выставку, даже в Париж улететь. Но сын смущенно улыбнулся и попросил:

— Можно я лучше в Центр, на занятия пойду?

И не екнуло, ничего не подсказало сердце!

Как может быть мир настолько несправедлив, что еще вчера Костик смущался на сцене, ему аплодировали, его снимало телевидение, а уже сегодня его новая картина не окончена и в крови? И сам он — мертв?!