ответ – «нет». С детства я запомнил молитву святого Франциска, которая пронимала меня до печенок и осталась со мной на всю жизнь: «Дай мне, Господи, сил не ждать утешения, а утешать». Сидя в камере, я просил Бога о помощи, и он ответил: «Помогай». Я понял Его – он велел мне помогать другим. Этому учили и на собраниях АА.

– Нельзя быть милосердным, не одаривая милосердием других, – говорили на встречах. – Ты должен служить людям, даже если они об этом не просят. Ты все поймешь.

И вот мой Бог сказал, что я должен помочь своим братьям по заключению, хотя я был уверен, что сдохну в ближайшие пять лет.

В той камере Бог убил старого Дэнни Трехо, создал нового и сказал:

– А теперь посмотрим, как ты справишься.

Следующие несколько недель вокруг меня происходили настоящие чудеса. Бог творил свою магию. Судебный процесс превратился в цирк. Лейтенант Гиббонс никак не мог опознать того, кто бросил камень. Заключенные на допросах говорили, что во всем виноват Микки Маус или моряк Попай[35]. Тренер юниорской команды хотел дать показания дистанционно, а дело было задолго до появления Zoom, так что ничего не вышло. Третьего бейсмена тупо не могли найти. В итоге окружной прокурор притормозил процесс, потому что судить было нечего.

До того, как попасть в эту передрягу, я употреблял три-четыре грамма кокаина в день, глотал по десять, а то и пятнадцать таблеток и пил, как не в себя. Ширяться героином, если под рукой нет метадона[36] – та еще хрень, а в тюрьме метадоном и не пахло. В последний раз я употребил дурь и алкоголь в мае, на Синко де Майо, потом несколько месяцев приходил в себя и в итоге выбрал 23 августа днем своей окончательной трезвости. Думаю, полный детокс от препаратов произошел даже раньше, но так уж я решил. 28 августа 1968 года я снова стал полноценной частью общества. И если бы ясновидящий с хрустальным шаром сказал мне, какое путешествие ждет меня в следующие пятьдесят лет, я бы плюнул ему в лицо и сказал: «Иди ты в жопу, псих».

Глава 6. Зип-а-ди-ду-да, 1968

Я наконец-то вернулся в свой блок, но все уже изменилось. Лейтенант Мезро и капитан Роджерс оставили мне работу в спортзале, но оборот героина я потерял. Мне очень нужны были деньги, но я знал, что дела с наркотой не пойдут на пользу моему соглашению с Богом, даже если я сам не буду употреблять. Предоставлять защиту я, впрочем, не прекратил.

Однажды охранники предложили мне сделку. Они хотели создать под меня должность, которую назвали «социальный ментор для заключенных». Я понятия не имел, что такое «ментор».

– Он помогает соблюдать порядок, – объяснил Моррис. – Будем платить восемнадцать баксов в месяц.

Дальше все развивалось очень быстро.

Мой знакомый, организатор собраний АА для заключенных, рассказал, что группу лишат аккредитации, если количество участников на встречах не увеличится. Тут-то и нашла коса на камень. Я пообещал, что буду молиться каждый день и помогать своим собратьям, поклялся оставаться чистым и трезвым. Насколько искренними были эти обещания?

– Я приду, – ответил я. – Но при условии, что вы сделаете меня президентом.

– Президентов у нас нет, Дэнни, но есть председатель, – рассмеялся мой приятель. – Если поможешь с аккредитацией, я с радостью отдам тебе эту должность.

Мы ударили по рукам. На следующую встречу я затащил восемь зэков, которым обеспечивал защиту. Через несколько недель трое из них решили посещать их на регулярной основе, потому что поняли, что им это необходимо. Я знаю, что некоторые из них оставались чистыми до самой смерти (от естественных причин). Они стали первыми, кому я помог реабилитироваться. Какая разница, что я преследовал при этом собственные интересы? Увидев перемены в этих парнях всего через пару месяцев, я понял, что могу изменять мир. На собраниях часто говорили, что иногда изменения в других видны отчетливее, чем в себе самом.

Вокруг продолжали твориться чудеса. Я принял решение оставаться чистым и трезвым, и тут же люди начали идти мне навстречу. Был у нас один чувак, который постоянно нюхал клей. Он обратился ко мне за помощью. Он отчаянно хотел избавиться от зависимости, так что мы с ним заключили сделку: он будет безвылазно сидеть в своей камере, а выходить только в столовую и душ. Я платил трем парням, чтобы они присматривали за ним. Все в блоке знали, что ему нельзя продавать или тайком подсовывать наркоту, иначе дилеры будут иметь дело со мной.

Я не просто обеспечивал защиту в тюрьме, я занимался по-настоящему важными вещами. Держа обещание, данное Богу, я начал замечать, как вокруг меня меняются люди. Мой пример оказался заразительным. Я был старше многих зэков, отсидел в «Фолсоме» и «Сан-Квентине» и пользовался уважением. Люди, которые до этого считали собрания АА ересью, теперь присоединялись, потому что думали: «Если сам Трехо туда ходит, то почему бы и мне не попробовать».

Количество участников на встречах росло. Как-то с гражданки приехал старик (назовем его Сэм), который был обязан посещать собрания в рамках программы «Больницы и учреждения». Сэм был очень болен, диабет уже отнял у него ногу и подвижность почти всех пальцев. В тюрьму его привозили в специальном фургончике, куда влезала инвалидная коляска.

Однажды после встречи Сэм услышал, как я ворчу на что-то, и спросил:

– Дэнни, почему бы тебе не петь «Зип-а-ди-ду-да» каждое утро?

Песню я знал, ну и что с того?

– Сэм, какого хера мне это делать?

– Заведи себе привычку каждое утро петь эту песенку и прыгать на койке.

– Слушай, Сэм, – ответил я. – Я рад, что ты ходишь к нам и все такое, но я все еще сижу в тюрьме. Я прекрасно знаю, чем буду заниматься в следующую среду, понимаешь? Я за решеткой. Я зэк.

– Дэнни, – улыбнулся он. – Знаешь, на что я готов, лишь бы просто попрыгать на кровати? – он указал на свою культю. – Мне снится, как я хожу и прыгаю. Теперь это светит мне только в раю.

Я понял, о чем он, но следовать его советам не собирался.

И все-таки… На следующее утро я чистил зубы и внезапно понял, что напеваю «Зип-а-ди-ду-да, зип-а-ди-эй, оу-оу, какой хороший день, солнце освещает мой путь». На моем лице тут же заиграла улыбка, я рассмеялся. Мой разум наполнился радостными мыслями. День начался на позитивной ноте. Я вспомнил, что один приглашенный оратор как-то сказал на одном из собраний:

– Хороший день превращается