Они уселись так осторожно, словно стулья были хрустальные,замерли, не решаясь переглянуться. «Совсем скверно», – подумала Даша,прекрасно врубившись, что Дронов (неформальная кличка – Дрын) с ними играет, неособенно и маскируясь, и мина вот-вот рванет.

Дронов тоже уселся во главе стола, постучал пальцами погазете. Под газетой что-то лежало, плосковатое, чересчур толстое для конверта сжалобой.

– Выздоровела, Дашенька? – спросил генералмедоточиво. – Все в порядке?

Даша осторожно кивнула.

– Нервишки не шалят, волноваться и переживать непротивопоказано?

– Все нормально.

– Как жизнь? Замуж не собираешься?

– Не тянет что-то. – Она для разведки попробовалалегонько улыбнуться.

– А что так? Некогда или подходящего мужика нет напримете?

Она ответила универсальным жестом – пожатием плеч. Генералнабычился. Похоже, ему надоело играть и бездарно ломаться.

– Проверим-ка ваше чутье, господа сыскари, –сказал он почти дружелюбным тоном. – Как по-вашему, зачем я вас вызвал?

Даша вторично прозондировала почву мимолетной улыбкой:

– Сообщить пренеприятнейшее известие?

– Теплее. А какое?

– Пожаловался кто-то, – сказала она ужеувереннее. – Снова Казмина?

– Холодно.

– Кто тогда? Марзуков?

– Ты анекдот про Суворова знаешь? Сказал он однаждыодному трепливому офицерику, что жизнь тому осложняет один-единственный лютыйнедруг. Тот, дурачок, стал взахлеб разные фамилии называть, в точности, как тысейчас, а Суворов ему говорит: «Враг твой – язык твой, милай…» Ну, в точности отебе, звезда моя. Жалоб на тебя не было. Просто-напросто какой-то доброжелательприслал анонимку. Анонимки же всегда доброжелатели шлют…

– И в чем там меня обвиняют?

– Да ни в чем. Доброжелатель ведь. Все, что нужно, тысебя сама оборудовала. – Он сбросил газету, прикрывавшую, оказалось, большойнестандартный конверт из серой бумаги, запустил туда пальцы и вытащил цветнуюфотографию. Щелчком отправил ее через стол Даше. – Эту погляди для начала,у меня еще много, самых разных…

Даша осторожно взяла снимок. Воловиков придвинулся, тожезаглянул. На фоне пестрых книжных полок в раскованной позе стояла рыжеволосаядевица, имевшая на себе из одежды лишь распахнутый милицейский китель. Какое-тотягостное мгновение до Даши не доходило, потом вдруг, рывком, осознала.

И узнала свою собственную персону – с хмельной, невыносимоглупой улыбкой от уха до уха, растрепавшимися волосами. Даже если бы специальнопозировала, столь вульгарной и откровенной позы могло и не получиться.

Рядом громко крякнул Воловиков. Даше казалось, что у неетлеют и дымятся кончики ушей, и не щеки пылают, а все тело. Она застыла внеловкой позе, не зная, что предпринять – то ли положить снимок, то ли…

– Нравится? – безжалостно спросил Дронов. – Яж говорю, у меня всякое есть. Хочешь полюбоваться, проказница-озорница? Ну, тыу нас раскомплексованная…

Вспомнив, что последовало вскоре после того, как ее в этойпозе запечатлел неведомый фотограф, Даша зажмурилась от стыда и несусветногопозора.

– На меня смотри! – последовал генеральский рык.

Она кое-как разлепила веки. Генерал медленно багровел лицом.Даша чувствовала, как застывший рядом Воловиков затаил дыхание.

Дронов заговорил. Он изъяснялся недолго, но энергично ицветисто. В салонном переводе на литературный русский это звучало бы примернотак: «Если вам, ветреная девушка, жизненно необходимо общаться накоротке спредставителями противоположного пола и предаваться эротическим экспериментам,следует по крайней мере проявлять разумную осторожность в выборе места встречи,освещенности и костюма». Такой жалкой и униженной Даша себя еще не чувствовала– ни в этом кабинете, ни вообще в жизни. Лицо горело.

Генерал выдохся быстро – он, вообще-то, был не из записныхматерщинников. Но под его взглядом, красноречивым и яростным, было невыносимо.

Рядом раздался оглушительный кашель и растерянноеругательство – это Воловиков в волнении сунул сигарету в рот не тем концом,прикурил фильтр и ухитрился разок затянуться полной грудью. Стал неловко гаситьв пепельнице чадящий горелой синтетикой «Опал».

– Циркач! – рявкнул Дронов. – Ты кого тут дуракомсчитаешь? Отвлекающий маневр он мне лепит! Забыл, что я тебе про этот фокус ирассказывал? Вспоминая личный опыт? Затуши живо! И дай Дашке сигарету в зубы, унее руки трясутся. Ну что, Дарья, мяукни чего-нибудь, мне интересно послушать…

Она затянулась подсунутой сигаретой – пальцы и в самом делеподрагивали, – опустила глаза:

– В конце концов, мне не семьдесят лет, и нога у меняне деревянная. Чего уж там, иногда сплю с мужиками, бывает и при свете.Настроение было хорошее, дела шли удачно, подурачиться хотелось…

– Да уж… Тысячи баб спят с мужиками при свете, тольковот их не подловили, а тебя подловили.

– Но ведь шторы были задернуты…

– Зато у тебя… многоточие… было отдернуто, как ворота вКремле… Ты что, на усачевских шлюх насмотрелась?

– Получается, что-то вроде того… – с вымученнойулыбкой сказала Даша.

– Экспериментаторша, мать твою… Давай сюда! –генерал, яростно сопя, забрал у нее фотографию и сунул в конверт. – Тыреветь не собираешься? Вот и слава богу… Я бы тебя еще разок оттаскал на матах,пылкая ты наша, только это все без толку. Не до эмоций. Нужно думать, как изэтого говна выкарабкиваться с наименьшими потерями.

– Откуда это взялось? – тихо спросил Воловиков.

– Пацан принес дежурному. В запечатанном конверте.Сказал в окошечко, что это личный пакет генералу Дронову, бросил на пол – и былтаков. Ты уж прости, Дашенька, я все это непотребство покажу Палычу, пустьоценит соколиным взором… Водички дать?

– Не надо, – с сухими глазами сказала Даша.

Воловиков, отворачиваясь от нее, старательно шуршалфотографиями. Генерал звонко барабанил костяшками пальцев по столу.

– Ты в своем хахале уверена? – спросил онмрачно. – Не могли тебе его подставить?

– Нет, – сказала Даша. – Времени былодостаточно, прокачала…

– Вряд ли это он, – не оборачиваясь, бросилВоловиков. – С высокой степенью вероятности не он. Будь это он, хватило бысмекалки расположить аппаратуру выгоднее. Постарался бы не заслонять объектив,а Дарью мягко и ненавязчиво располагать так, чтобы чаще попадала в фокус.Больше половины снимков совершенно испорчены – лиц не видно, заслоняют другдруга… Вы обратили внимание – все снимки сделаны с одной и той же точки.Аппарат был закреплен жестко.