Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты не хочешь со мной заниматься? – с тоской спросила я.
– Потому что с тобой иногда скучно, – ответила она, чем-то зашуршав.
– Иногда? – ухватилась я за эту мысль. – А в другие разы?
– В другие разы тебя нет.
Я фыркнула. Представила себе, как встаю на уроке и говорю историчке: «Понимаете, Елизавета Ильинична, мне на уроке иногда скучно. А иногда – нет. Потому что иногда – вас нет». Она, наверное, меня указкой насквозь проткнет.
Дана выглянула из убежища.
– Я смешно сказала? – самодовольно улыбаясь, спросила она.
– Слушай, Данка, – оживилась я, – а если я больше не приду? Обрадуешься?
– А так можно? – быстро спросила она.
Я снова фыркнула. Все представляла себя в роли Данки, а на моем месте – историчку.
– Тебя так от меня тошнит?
– Нет… – протянула она. – Я просто не хочу. Мне скучно. И у меня мало свободного времени. У меня совсем нет свободного времени.
Дана заговорила другим тоном. Интонации напоминали кого-то взрослого.
– Вот, – продолжала она, протягивая мне книжку с Колобком на обложке, – посмотри в мое расписание!
Нет, ты посмотри! Не отворачивайся!
Я и не думала отворачиваться. Наоборот, с интересом следила за Данкой. Она изображала кого-то, как в театре.
– Вот, у меня в пять встреча. В шесть встреча. В семь деловой ужин. Хорошо, что в том же ресторане… А в восемь у меня…
– Тоже встреча, – подсказала я, – с президентом.
– Да, – обрадовалась Дана, – с президентом нашей компании! А завтра мне вылетать в Сочи. Так что мне с тобой играть некогда. Поиграй с Розочкой. Все, целую. Дверь за собой закрой.
Дана опустила полог. Снова повисла тишина. Я неожиданно спросила тонким голосом:
– А в Испанию когда поедем?
– Летом, – строго ответила Дана. – На зимние праздники я договорилась с коллегами по работе. Мы на лыжах едем кататься, в горы. А летом я сниму для вас с Розой дом.
А сейчас я еду с подругами. Они красивые, умные и взрослые.
«Это отсебятина, – подумалось мне. – Я Ирэну никогда не видела, но ни один нормальный взрослый так ребенку не скажет».
– Ну и не надо, – ответила я все тем же тонким голосом. – У меня свои подруги есть, я с ними буду играть.
– Нету! Нет у меня своих подруг! – воскликнула Дана своим собственным голосом.
«Ого! – удивилась я. – Так она понимает, что мы валяем дурака?»
– Как же нету? – спросила я тоже обычным тоном. – Наверняка есть. В садике…
– Я не хожу в садик!
– В парке.
– Мы одни гуляем!
– К тебе что, никого не подпускают? – удивилась я.
– Роза говорит, они там все на детской площадке не-бла-го-на-деж-ные!
– А я? – со смехом спросила я. – Я благонадежная?
– Конечно, – уверенно кивнула Дана.
Она устала сидеть, поэтому улеглась на живот и подперла подбородок кулаком. Ноги ее по-прежнему оставались под кроватью, из-под которой она высовывалась, как сфинкс. Из-за двери пополз запах кофе. Роза Васильевна решила сделать в работе перерыв. Но я не завидовала. То, что происходило здесь, в комнате, похожей на яркую коробку конфет, было так интересно! Почему к Дане никого не пускают? Может, Ирэна – шпионка? Мама, правда, говорила, что она толстенькая, но, может, это образ для прикрытия?
– Они же твой паспорт проверили, – пояснила Дана, – когда ты к нам первый раз еще пришла. Охранники позвонили Розочке и сказали: «Все нормально, паспорт проверен».
– А почему такая секретность? – осторожно спросила я.
– Знаешь, кто мой папа?
– Тайный агент?
– Ха. Он де-пу-тат. Меня могут похитить. Вот мы никуда особо не ходим и гуляем только с охранником. Васей или Сашей. Я Васю больше люблю, он для Тилли самолетик сделал.
– Для кого?
Дана замолчала. Опустила руки и, шлепая ладонями по полу, начала разворачиваться в сторону кровати, как рептилия к болоту.
– Погоди, не уползай! – взмолилась я.
– Ага, конечно, – проворчала Дана, – я тебе покажу Тилли, а ты Розочке пожалуешься.
– Честное слово, не буду жаловаться! По-взрослому обещаю. По-настоящему.
Но Дана уже скрылась за пологом. Я разочарованно вздохнула, и тут…
Увидела хвостик. Тонкий, серый. Протянула руку, потянула за хвостик. И вытащила серого мышонка с блестящими глазами и жесткими усиками, одетого в синие джинсы и красный свитер с буквой R. Он протягивал ко мне лапки, будто хотел напомнить свое имя.
– Эй! – возмущенно воскликнула Дана. – Отдай немедленно! Нечего хватать чужое и-му-ще-ство.
– Ратонсито, – прошептала я.
В детстве у меня был точно такой же мышонок. Мама с папой привезли мне из Испании целое мышиное семейство – как утешение. Мы должны были отправиться на море, но накануне поездки я заболела отитом. Меня оставили с бабушкой.
В то время у нас, по выражению мамы, еще «водились деньги», хотя и немного: родители жили в самой дешевой гостинице где-то на побережье Малаги, а еду привезли с собой из России. Папа до сих пор смеется, рассказывая, как пограничники попросили открыть чемодан и обнаружили там два пакета макарон и палку копченой колбасы.
– Это сейчас, – приговаривает папа, – мы все купить можем.
– Мы и раньше могли, – спорит с ним мама, – но мы экономили. Старались на одежду тратить. Мне платье купили. Тебе ботинки новые, забыл? Из мягкой кожи, коричневые. Ты из них лет семь потом не вылезал. Машке каких-то игрушек необычных привезли.
– Где, кстати, эти ботинки? – говорит папа. – На даче?
Когда пришло время прощаться с игрушками, мама сложила их все в коробку, отвезла на дачу и отнесла на чердак.
Там было пыльно, грязно и пусто: у стены стояли старая папина гитара с парой порванных струн, несколько голубых мусорных мешков, набитых старой одеждой, с дырками, из которых высовывались крючки вешалок, и вот – коробка из-под телевизора, набитая моими игрушками.
На чердак переехала вся мышиная семья: мышонок, его сестра и их родители.
Мама, пухлая сеньора Ратон, терпеть не могла готовить, зато обожала мастерить. Как-то она сконструировала катамаран из бутылочек из-под йогурта «Актимель» для своих детей, Ратонсито и Элены, и чуть не утопила их в бочке, куда моя бабушка набирала воду для полива тепличных огурцов.