Он провел у Аллилуевых весь вечер и всю ночь. На следующее утро он вышел из их квартиры в то же самое время, что и Федор, Анна и Надежда, которые отправились на поиски квартиры: им хотелось переехать из пригорода в центр города. Сталин же поехал в редакцию газеты «Правда». «Вы обязательно в новой квартире оставьте комнату для меня. Слышите, обязательно оставьте», – сказал он, расставаясь с ними[114]. Был ли он уже влюблен в юную Надюшу, которой к тому времени исполнилось шестнадцать лет? Согласно семейной легенде, ее лирические отношения со Сталиным начались еще в четырнадцатилетнем возрасте[115]. Как бы там ни было, она восприняла возвращение Иосифа как возвращение легендарного героя. Этот героический образ в ее сознании подкреплялся еще и тем, что Наде неоднократно рассказывали, как Иосиф спас ей жизнь, когда она в трехлетнем возрасте упала в воду с набережной и едва не утонула. Сосо тогда бросился в воду вслед за ней и вытащил ее на берег.

Надежда Сергеевна Аллилуева родилась 22 сентября 1901 года в Баку. Ее детство прошло на Кавказе, где тогда жили ее родители. Она внешне – так же, как ее братья и сестра, – была похожа на южанку. Впрочем, среди предков Надежды были люди многих национальностей. Несколько каперь цыганской крови, доставшиеся ей от бабушки отца, оказали влияние на ее внешность и характер. Ее экзотическая красота подчеркивалась гордой манерой держать себя. Черты ее овального и продолговатого лица были резкими и четкими, а профиль был словно высечен на медали. Ее черные густые брови, орлиный нос и карие глаза с обрамляющими их длинными ресницами подчеркивались густыми и гладкими черными волосами, которые она собирала на затылке в пучок. Правильность черт лица делала ее похожей на одну из скульптур Бранкузи. Надю с самого раннего детства воспитывали в духе большевизма, и образ Кобы – бесстрашного и неудержимого героя, уехавшего очень далеко и очень давно, – наверняка поражал ее воображение. Она привыкла к тому, что он после каждого своего побега появлялся у них дома: дом Аллилуевых был для этого одинокого человека местом встречи с самыми близкими друзьями и заменял ему родной дом. Он приходил к ним и вел задушевные беседы со старшими Аллилуевыми – прежде всего с Ольгой. Среди детей Аллилуевых Надя, несмотря на свой юный возраст, была более самоуверенной, более решительной и более серьезной, чем Федор – интеллигент-мечтатель – и изнеженная Анна, а потому она больше стремилась к самостоятельности, вплоть до создания собственной семьи. «Дети […] все в семье были приветливые, сердечные и добрые. […] Пожалуй, самой стойкой, упорной и твердой была мама, обладавшая какой-то внутренней крепостью и упрямством. Остальные были куда мягче», – вспоминает ее дочь Светлана[116]. Надежда была настолько сильной девушкой, насколько того требовала та эпоха, когда она стала взрослой. И поэтому не случайно она полюбила еще в своей юности такого человека, как Коба, – человека с загадочным, сильным и непредсказуемым характером.

Однако она была также психически уязвимой и, как и другие дети Аллилуевых, склонной к проявлениям шизофрении (данная склонность передалась им от бабушки по материнской линии). Была ли Надя лишь «маленькой лодочкой, привязанной к огромному океанскому пароходу», какой ее считает Светлана Аллилуева?[117] Или же она была скорее женщиной со сложным и вспыльчивым характером, которая, несмотря ни на что, умела оказывать сопротивление тому гиганту, который стал ее мужем?

В 1917 году Сталин предстал перед этой юной девушкой, едва-едва ставшей взрослой, в образе бесстрашного революционера, который много страдал и не раз смотрел в глаза смерти, но неизменно умудрялся благополучно выпутываться из всех переделок. Он был для нее тем «новым человеком», которого должна была породить революция, и творцом новейшей истории.

Когда Аллилуевы переехали в большую квартиру, находящуюся в доме № 10 по улице Рождественской, они с самого начала выделили одну комнату Сталину. У них дома ему всегда уделяли внимание две сестры, ждавшие его вплоть до поздней ночи, чтобы накормить его. Это были незабываемые вечера для молодых девушек, уже приобщившихся к начавшейся революции: Анна тогда работала в Смольном. Сталин рассказывал им о своей прежней жизни и о своей текущей деятельности и читал им вслух – имея к этому определенный талант – произведения Чехова, Горького и Пушкина.

Этому человеку, которому было уже под сорок и вся предыдущая жизнь которого представляла собой прозябание в нищете, ожесточенную борьбу и пребывание в тюрьмах и ссылках, общение с Аллилуевыми у них дома доставляло большое удовольствие. Он сразу же заметил, что их младшая дочь – еще школьница – страстно в него влюблена. Он сумел привязать ее к себе и в конце концов и сам в нее влюбился.

Первое, что предпринял Сталин как профессиональный революционер после своего прибытия в столицу, – это визит вместе с Каменевым и Мураловым в редакцию газеты «Правда», во главе которой тогда стоял Молотов. В течение последующих трех недель, поскольку Ленин находился за границей, Сталин и Каменев стали руководить партией в Петрограде. Их позиция была центристской: считая, что социалистическая революция произойдет еще не скоро, они ратовали за умеренную политику по отношению к Временному правительству. Вопреки более радикальной позиции Молотова, Сталин и Каменев сумели навязать однопартийцам свою точку зрения, дойдя при этом до критики самого Ленина. Ленин, находясь в Швейцарии, забил тревогу в своих «Письмах из далека». Для него буржуазно-демократическая революция была уже перевернутой страницей, и он считал, что теперь пришло время готовить революцию социалистическую и, чтобы положить конец войне, как того требовало большинство народа, следует незамедлительно свергнуть Временное правительство. В газете «Правда» было напечатано только одно из этих писем, да и то из него удалили значительную часть критики в адрес Временного правительства[118].

Сталин продолжал ратовать за примиренческую политику и отказывался форсировать события, опасаясь отпугнуть мелкую буржуазию. Этим-то и объяснялась та поддержка, которую Сталин и Каменев стремились оказывать Временному правительству в марте 1917 года. Более того, Сталин предложил начать переговоры с меньшевиками с целью достижения единства партии. Третьего апреля Ленин нанес удар по этой соглашательской политике. Его «Апрельские тезисы» положили конец политике поддержки Временного правительства. Революционная непримиримость стала общей линией партии. «Один против ста десяти», – сказал Ленин, осуждая попытки сближения с меньшевиками. Самостоятельной позиции Сталина по отношению к Февральской революции был тем самым положен конец.