Наконец расслабившись и радостно хохотнув, я обогнала подругу и потянула за собой.

Эх, берегись, Бранов. Берегись, касатик! Как ни крути, а Оксанка — вот мой личный двигатель прогресса.

* * *

Пока добирались до парковки, самоуверенность приказала долго жить, и теперь я все больше оглядывалась по сторонам. Свет в доброй половине окон уже погас, морозная тишина опустилась на нашу альма-матер. Такая тишина, что, наверное, Оксанка слышала, как мое сердце тукотит где-то в горле.

— Пришли, — словно бы подвела итог подруга. — Дальше одна иди. Я тут постою. Наверное, это его машина там дымит.

Оксана вынула руку в аккуратной перчаточке из кармана, но тут же поежившись, спрятала обратно. Холодно. А варежки в дуэте с пальто она принципиально не надевает. Ну а у меня ни тех, ни других отродясь не водится.

Засунув руки в карманы поглубже, я притопнула по обледенелому асфальту, озираясь. Парковка почти опустела, а в отдалении и впрямь в таинственном ореоле тумана стоял уже знакомый легковой автомобиль с зажженными фарами.

— Только ты вид непринужденный сделай, — напутствовала Оксана. — Будто случайно тут оказалась.

Я усмехнулась. Ага, случайно. По парковке гуляю на ночь глядя. С кем не бывает?

Все же кивнув, я сделала пару шагов, бессознательно кусая губу. Сама не заметила, как убедила себя в безоговорочной влюбленности в меня аспиранта. Ну а почему бы и нет? Разница в возрасте у нас шуточная, а отношения можно и не афишировать до моего выпуска, чтобы проблем не возникло. Уж что-что, а тайны хранить я умею.

Рот сам собой растянулся в счастливой улыбке. Теперь-то точно Ян Викторович все мне расскажет. Или, быть может, пора называть его просто Ян?

Цок-цок-цок…

Уплотнившийся и промороженный снег до того звонко хрустел под сапожками юной особы, выплывшей из темноты, что я на секунду даже растерялась.

— Я-ян! Сюрпри-из!

Дверь легковушки отворилась, и Бранов, улыбаясь и втягивая шею поглубже в ворот куртки, вышел навстречу летящей на него бестии. Бестия, к слову, размахивала сумкой, размеры которой явно в каноны ручной клади не вписывались.

Столкновение. Бах!

Девица повисла на шее аспиранта и смачно, по-хозяйски чмокнула того в щеку, а меня словно взрывной волной отбросило. Я сделала пару шагов назад. Хорошо, что огромный черный джип пару минут назад припарковался и скрыл меня из поля зрения парочки.

— Ты когда вернуться успела?

Бранов чуть отстранился, но бестия словно плющ обвилась. И захочешь, не стянешь.

— Еще утром, — засмеялась она. — Хотела вот тебе обед принести, но мама до самого вечера не отпускала. Соскучилась уж сильно. Ян, ты ведь покушал? — проворковала бестия, заботливо поглаживая аспиранта по груди. — А то знаю я тебя…

Знать, покушал ли этот негодяй, возможно, при живых жене и детях предлагавший студентке прокатиться с ним в ночи, не хотелось. Развернувшись на каблуках, я пулей рванула с места. Оксана, притаившаяся за облысевшим фигурным кустарников и созерцающая ту же сцену, выскочила навстречу.

— Мик, Мика! — все звала она, а я, словно ослепнув, летела вперед.

Откуда столько сил взялось, ума не приложу. И откуда столько злости и разочарования?

— Мика, Мик, ну послушай…

— Да чего тут слушать, — остановилась я так резко, что Оксана едва успела сманеврировать, чтобы в меня не вписаться. — Все нормально, правда. Говорила же, — до того ненатурально и вымученно усмехнулась я, что соседка виновато скорчилась, — глупости все это. Не нужна я Бранову.

И снова рванула с места, не владея собой. Любовная сцена из головы наотрез отказывалась выходить.

Вот и одиноко ему, мать его…

…бестия разгоняется и виснет на шее аспиранта.

Истосковался весь. Один-одинешенек против целого мира!

…он улыбается в ответ и крепко прижимает женщину к себе.

Вот так. Все просто.

…Ян, ты ведь покушал?

Покушал, не покушал… Какая теперь разница?

А я и вправду дура. Напридумывала себе черт знает что. Тьфу!

* * *

Оксана семенила следом, не отставая. Лишних вопросов не задавала. Не задавала ровно до того момента, пока я почти перед дверьми общежития не развернулась юлой и не направилась обратно в институт.

— Ты забыла что-то? Что происходит?

Ответа подруга так и не дождалась.

Пролетев мимо вахты, я одним махом преодолела пару лестничных пролетов и, нервно сжимая и разжимая кулаки, становилась у двери кафедры истории.

Дальше по коридору из-за неплотно прикрытой двери раздавались голоса и шум воды, закипающей в электрическом чайнике. Похоже, празднование будущего юбилея Антонины Витальевны, преподавателя философии, в самом разгаре.

— Ми-ик, зачем вернулись-то? — продолжала недоумевать подруга.

— Загляни, спроси, Бранов здесь, — отмахнулась я.

Оксана удивленно отпрянула.

— С ума сошла? Мы же его только что на парковке…

— Спроси! Надо так.

Соседка возмущенно цокнула языком, но дверную ручку все же повернула. Сердце, на секунду вставшее в груди, забилось ровнее. Открыто. Вот ведь повезло!

Оксана заглянула в щель и тут же прикрыла дверь.

— Никого тут нет. Я же говорила, — начала она, но я перебила.

— Стой на стреме.

Прошмыгнув на запретную территорию, я без раздумий двинулась к аспирантскому столу. Какие демоны владели мной в ту минуту? Точно не знаю, но они определенно были родом из самых отдаленных уголков Бездны Безрассудства.

— Ты что творишь? — шипела Оксанка в щелку, пугливо озираясь. Голоса на кафедре философии тут же будто громче стали. — Пойдем отсюда! Если нас увидят… Не знаю, как ты, а я точно не горю желанием с Марьянкой связываться! Она же нас в порошок…

Это я и сама понимала, но позволить Бранову и дальше измываться надо мной и моей книжкой, да еще и в компании блондинистой подружки… Нет, братцы. Не на ту напали.

Строя злобные гримасы и тшикая в ответ, я невозмутимо выдвинула верхний ящик стола и пошарила рукой в листах.

— А где…? Неужто забрал?

Обескураженно присев на корточки, принялась с остервенением выдвигать ящик за ящиком. Перерыла все вверх дном! Благо, что на столе и в столе у Бранова и без того царил беспорядок.

— Ну что ж за день-то сегодня такой паршивый, а?

Холодный пот прошиб, а щеки запылали от злости и беспомощности.

Моего «Императора» и след простыл, а значит, и одну единственную ниточку, напоминающую о существовании где-то там гадкого аспирантишки, разорвать мне не суждено.