Квартира встречает нас темнотой, бурной собачьей радостью и каким-то подозрительным холодом. Что-то тут не так, мы ведь только с улицы, а все равно холод чувствуется. Снимаю сапоги, вхожу в комнату, даже не зажигая света, дотрагиваюсь до батареи... Точно. Худшие подозрения оправдываются, так и есть, опять отопление отключили. Господи, ну что же это такое, оно когда и работает-то, в квартире не жарко, двадцати градусов нет, хотя зима еще не начиналась, а его еще и отключают чуть не раз в неделю. Я уж и окна все заклеила, даже форточки, да разве этим поможешь...

И что мне теперь, интересно, делать? Везти Костьку куда-нибудь уже поздно, да и потом — куда? Не тащиться же обратно к родителям через всю Москву. А класть его спать в холодной квартире, так он, пожалуй, простудится, он по ночам часто раскрывается...

Поразмыслив, решаю бороться со стихийным бедствием своими силами, собственно, выхода все равно нет. Снимаю с Костьки сапоги и комбинезон, тут же надеваю ему дополнительный свитер, раздеваюсь сама и достаю из-за шкафа рефлектор. Включаю, он постепенно разогревается, может, если оставить на всю ночь, то ничего... Интересно, надолго это безобразие? Чтобы отключили на ночь — такого еще не было, а завтра к тому же выходные начинаются. Если утром не включат, придется возвращаться к маме, не оставлять же малыша в таком холоде.

Стелю Костьке постель, кладу сверху два дополнительных пледа, вешаю самую теплую пижамку на стуле около рефлектора, чтобы прогрелась. Ставлю на кухне чайник, сейчас попьем чайку, тоже неплохой способ согреться, да и собаке надо овсянку заварить.

После чая быстро-быстро раздеваю Костьку, натягиваю на него пижамку, укутываю и подтыкаю одеяло со всех сторон. Усталый малыш засыпает почти сразу, я целую его и выхожу из комнаты, прикрывая за собой дверь.

Собачья еда еще не остыла, животное сидит в кухне, не отводя молитвенного взгляда от дымящейся миски, и даже на предложение погулять соглашается с трудом. Все-таки мы выходим, но собака не расположена к долгой прогулке, да и я, если честно, тоже. Нам хватает на весь процесс пяти минут, а, возвращаясь, я обнаруживаю на двери подъезда полуоторванное объявление о том, что в связи с тра-та-та отопление тра-та-та будет отключено до субботы, до десяти часов утра. Тра-та-та! Ну, если не обманут, сволочи, то хоть надежда на нормальную жизнь появилась.

Вернувшись, заглядываю к Костьке — спит, совсем не раскрылся, и в комнате, в общем, не очень холодно. Ставлю рефлектор на минимум, этого хватит, и иду к себе. Сейчас заберусь в постель, буду дальше книжку читать. Действительно, замечательная книжка, это про мою маму, то есть не про собственно маму, а про обычную жизнь таких же, как она, женщин ее возраста и социального положения, научно-технических, то есть, работников. Время действия в книжке, как я поняла, относится к самому началу семидесятых годов, я тогда была совсем маленькой, но то, что я помню, нарисовано с такой точностью, как будто автор — тоже, кстати, женщина — описывает нашу именно жизнь. Жизнь вырисовывается довольно тошная, но пишет она про это так непосредственно, ни на что не жалуясь, что от этого еще страшнее. Господи, бедная мама, бедные все, ведь всю жизнь только так, и чем дальше, тем все хуже. У них тогда хоть с едой проблем не было.

Книжку я проглатываю разом, не могу заставить себя оторваться, хоть и понимаю, что завтра утром пощады мне не будет — дети и собаки разбудят, как миленькие, они выходных не признают. Дочитав до конца, гашу свет, зову собаку к себе, жалко ее там, на холодном полу, сворачиваюсь клубком, стараясь согреть вечно мерзнущие ноги, и закрываю глаза. Сплю.

Где-то посреди ночи просыпаюсь от холода. Перед этим снится что-то неуютное, и, смутно осознавая сквозь сон, что надо бы проснуться, я вместо этого сплю дальше и вижу во сне, что просыпаюсь, но при этом опять понимаю, что все-таки сплю, и так далее. Наконец мне удается сбросить этот кошмар, я просыпаюсь по-настоящему и только сейчас чувствую, что жутко замерзла, несмотря на теплую пижаму и плед поверх одеяла. Сперва я пытаюсь свернуться клубочком поплотнее и таким образом согреться, потом затаскиваю под одеяло собаку, но даже ее пушистый бок согревает слабо. Я размышляю, что же еще предпринять, а сон куда-то ушел совсем, наверное, от холода. Можно, конечно, перебраться к Костьке, там должно быть теплее, все-таки обогреватель работает, да и одеял больше, но сама мысль вылезать из кровати и куда-то идти по такому холоду кажется кощунством.

Проворочавшись с полчаса, не согревшись, но зато проснувшись окончательно, я выясняю, что времени еще только три, вставать, безусловно, рано, значит, выхода нет и эвакуация неизбежна. К тому же меня подстегивает мысль, что все равно надо бы пойти проверить, не раскрылся ли малыш во сне. Собираюсь с духом, выныриваю из-под одеяла и бегу.

У Костьки в комнате заметно теплее, температура там почти нормальная. Костька спит поперек кровати, скинув во сне верхний плед на пол и высунув голую ногу. Разворачиваю его правильно, сдвигаю к стенке, подымаю плед и забираюсь сама в теплую малышовую норку. Повозившись во сне, Костька подкатывается под бочок, такой теплый, уютный, сонный, рядом с ним меня тоже начинает тянуть ко сну. Я потихоньку согреваюсь, обогреватель успокоительно мерцает красной спиралью, и я опять засыпаю.

Проснувшись снова, вижу, что уже совсем светло, и луч солнца пробивается через тонкие шторы. Судя по всему, времени около восьми, на морозе хорошо спится. Рядом Костька протирает спросонок глаза и удивленно спрашивает:

— Мам, ты почему здесь? Ты откуда? — И тянет разочарованно в ответ на объяснения:

— Ну вот, а я хотел утром к тебе прибежать...

На голоса прибегает собака, прыгает с разбегу на кровать, и у них с Костькой начинается обычная возня. Тем временем я встаю, достаю из шкафа шерстяные тренировочные костюмы и шерстяные же носки себе и Костьке, Костькины кладу погреться около рефлектора, а со своими смываюсь тихонько в ванную.

Мне удается спокойно умыться, согреться и одеться в одиночестве. Зайдя в комнату, я обнаруживаю на кровати рычащий и брыкающийся клубок из одеял и пледов. Костька ухитрился запихать собаку в пододеяльник, завалить сверху подушками и сам залезть внутрь этой кучи. Не без труда я их распутываю, взъерошенная псина вылетает из комнаты и тут же начинает скрести дверь — просится гулять. Ничего, подождет две минуты, пока я одену ребятенка, небось, возилась тут — не помнила про свою прогулку.

Одеваю Костьке трусишки, майку, рубашку, колготки, теплый костюмчик, шерстяные носки и жилетку. Как полярник. Выключаю обогреватель — пусть отдохнет — и тут же убираю его опять за шкаф, от греха подальше. Иду на кухню, ставлю чайник и еще включаю большую конфорку на плите — пусть греет.

Наше домоуправление строго запрещает гражданам подобные способы отопления жилья. Меня всегда восхищают эти просьбы-требования проявлять сознательность и не использовать электроплиты для обогрева квартир. Ими всегда сопровождаются объявления об отключении отопления в зимнее время. Нарушителям грозят туманными мерами, а по мне, пусть уж лучше «меры», чем вымерзнуть тут вместе с ребенком.