– Какие тут врачи! – язвительно говорит он. – Ваша Кира Юрьевна хоть и обладала скверным характером, но все же имела и опыт, и квалификацию, а нынешняя – просто фармакопея на ножках! И больше ничего! Не видит проблемы! Голова болит – вот вам от головы! А отчего она болит, даже не поинтересуется! Как и эта… вынь ей да положь! Покрасоваться захотела! Сначала колечко, потом к колечку браслет и сережки, ведь одно только колечко – это фи! Все наперед! Наперед все понятно! А перед кем красоваться? Вот что главное! Бисер перед свиньями… да хоть все разом возьми и нацепи – мне не жалко! Однако ж все должно быть по месту! Знаете, Лев Вадимович, честно говоря, когда я женился в первый раз, я думал, что проживу со своей Оленькой долгие годы… Не скажу банальности: умереть в один день, но… Я действительно ее любил так, как сейчас, наверное, любить уже не способен. Вернее, я думал, что не способен… Нет, все не то! Вот как на духу: думал, что способен! И даже чувствовал! И вот вам результат!..

– Николай Николаевич, – сказал я как можно мягче, – вы поссорились… не знаю из-за чего… но ситуация немного остынет, и вы помиритесь!

– А вы с Кирой Юрьевной помирились?

Нет, но ядовитый же старикашка! В самом деле ядовитый! Чистый стрихнин! Какое ему дело, помирились мы с Кирой или наша ссора окончательная? И почему я должен говорить о том, о чем говорить не желаю?! Он что, купил не только мое время, но и мою личную жизнь?!

– Пока нет, – ответил я сухо.

– И не помиритесь! – припечатал он. – Потому как Кира Юрьевна, пардон, особа несгибаемая! А жениться можно лишь на такой женщине, которая умеет прощать! И вовремя промолчать, да! И не требовать невозможного! И уважать чужие интересы! Моя первая жена была именно такой… именно такой! И если вам скажут, что я женился на деньгах, на связях и по расчету, то это будет самой что ни на есть откровенной ложью! Что я пережил, когда она погибла! Ведь именно меня-то и подозревали! Все как назло сложилось так, будто это я ее убил! Даже тесть мой так думал! И сам уже киллера нанял, чтобы меня тоже… и не просто пулю в голову – нет, хотел, чтобы я признался… ну и стали из меня это признание выколачивать…

Должно быть, я заметно побледнел, потому как мой собеседник начал успокоительно махать ручкой:

– Слава богу, до паяльника или утюга не дошло… но пальцы сломали, нос, пару ребер… зубы выбили… непрофессионалы потому что! – Ник Ник внезапно ухмыльнулся, продемонстрировав ослепительно-голливудский оскал. – А всем должны заниматься профи! И деньги делать, и признания выколачивать! А эти… дубье стоеросовое, так я тестю и сказал! Когда он сам явился, чтобы самолично пулю мне в лоб пустить… Не вижу логики, сказал! Потому что я ее больше жизни любил – и не для того женился, чтобы травить! И вас, говорю, мне травить никак было не с руки! А если б я и захотел отравить, то у меня было бы такое алиби, что не подкопаешься и не придерешься! Потому как я не дурак, и вы отлично это знаете, говорю! Годовщина свадьбы нашей была, и вдруг явился посыльный, вручил розы и бутылку коньяка! Пошлость какая! Я бы себе такого, говорю, никогда не позволил – жену таким макаром поздравлять! У меня уже и билеты куплены к этой дате, и подарок… проверьте, сквозь выбитые зубы ему шепелявлю, не поленитесь! Настоящий подарок, а не бутылка, как будто Ольга алкоголичка! И не пьет она крепких напитков, и не пила никогда! И я не пью! А коньяк этот, между прочим, именно тот, что вы пьете! И никакой другой! Так что, я вас хотел отравить, что ли? А выгода мне от этого какая? Если я к вам прекрасно отношусь и вы мой, так сказать, учитель и наставник? И к тому же отец жены! И мне лично от вашей смерти выгоды никакой… ищите тех, кому выгодно! А выгодно, утверждаю, только одному человеку – вашему сыну, уж простите! Говорю, горячусь, потому что понимаю: если сейчас не достучусь до него, точно пулю в голову пустят. И не могу уже говорить, задыхаюсь, потому что дышать больно, ребра сломаны и даже кровь изо рта идет… Я потом три дня в реанимации пролежал и месяц в больнице… но это к делу не относится… вот вам и готовый детектив, Лев Вадимович, да!

– Так нашли убийцу? – заинтересованно и даже несколько потрясенно спрашиваю я.

– Да что его и искать было! Как я сказал, все так и оказалось. Сынок это все придумал… Игрок, наркоман, у него в кармане никогда не задерживалось, все спускал. Вот и захотел получить наследство, причем сестру убивать не собирался – благородный человек! Сказал, что все желал поделить пополам, по-честному! Человек чести… – Николай Николаевич снова скалится, и я внезапно замечаю в нем новую черту: несгибаемость и такой стальной стержень, что понимаю – этому человеку могли выбить все зубы, сломать все ребра и пальцы, но он бы не оговорил себя…

– М-да… – бормочу я. – Хорошенькая история!

– Он знал, что Ольга коньяк не пьет, и я тоже… впрочем, на меня ему было плевать. Он свой презент послал, все рассчитав: тесть был дома, а Ольги там быть не должно… но она не вовремя явилась… и, более того, зачем-то открыла бутылку! Сказала, что никогда не могла понять, что отец находит в этом напитке, и хочет попробовать. Он даже остановить ее не успел… да и с чего ему было ее останавливать? Годовщина свадьбы, она уже знала, что у меня какой-то сюрприз, радостная была… Она вообще была очень радостная – моя Ольга…

Он очень долго не мог говорить о ней в прошедшем времени, сбиваясь на время настоящее: Оля говорит, Оля думает… Возможно, потому, что он так и не увидел ее мертвой? Она навсегда осталась для него живой. А еще она действительно была радостной и была его радостью, его светом, и это было самым главным. Не красота, не ум… да и особо красивой Ольга не была никогда. Миловидное кругловатое лицо, широко расставленные серые глаза, волосы не светлые и не темные… Рост средний, фигура со временем обещала расплыться, однако он не думал об этом. Потому что уже тогда понял: она – та единственная женщина, которая ему нужна. И неважно, какие у ее фигуры параметры или то, что зубы у нее не слишком белые и не совсем ровные. Главное – его Оля вся лучилась радостью и отдавала эту радость тоже радостно… Как она могла умереть? Нет, не так: как она посмела умереть?!

Годы и годы после ее смерти он искал и не находил: женщин было много, и женщин разных, – но радости, бескорыстной и детской, ни в одной из них уже не было. Ни одна не радовалась именно ему – ему самому, а не его успеху, его деньгам, подаркам, статусу. И никто, никто больше не расспрашивал его о детстве в Коростене – никто, кроме Ольги и этого писателишки, который видит в людях бог знает что и совсем не разбирается в жизни… Сказочник! От денег год назад отказался – немалых для него денег, между прочим, – а потребовал, чтобы он рассказал ему о том, кого тут убили. Выдумщик! Да и не было никакого убийства, как оказалось, человек сам умер, от сердечного приступа, – но этот, который детективы пишет, небось, возомнил себя Шерлоком Холмсом, расследование стал проводить! Вот и сейчас сидит, варежку разинул, глаза по семь копеек – а это, братиш, не твои придумки про богатырей каких-то мифических, это и есть жизнь настоящая! Ты ее не нюхал, в этом тебе как раз и повезло! Ты ее в своей норке с соседями с четырех сторон и мусоропроводом с пятой только придумывал, да в сериалах по телику смотрел – которые выдумывали такие же, как ты, – а он, Николай Николаевич Никитич, эту самую жизнь хлебал по полной! А ты пиши, пиши, у тебя это хорошо получается. Как у него самого – делать деньги. Которые можно копить, а лучше вкладывать в то, что совершенно бессмертно, чему нет цены, но что он сразу, сейчас же, безоговорочно и безропотно отдал бы, если бы это могло воскресить его Олю…