Лукреция послушно подхватывает ее, но старуха внезапно вспоминает: вино! Оно налито и не выпито! Дорогое вино, за которым она сегодня посылала мальчишку! Если не выпить, за ночь в него налетит мошкары…

Она поворачивает к столику и берет с него свой бокал. По привычке отламывает кусочек бисквита, чтобы дать ворону, но тот уже спит, нахохлившись и втянув голову между крыл. Лукреция замирает: мать мужа немолода и может умереть от чего угодно, хоть и от удара, который часто настигает таких полнокровных особ, но мертвый ворон рядом!.. Это обстоятельство кого угодно может навести на дурные мысли! К ее облегчению, старуха швыряет бисквит обратно в серебряную корзиночку, затем подносит кубок к губам и смакует. Вино превосходное! Стоит денег, которые она за него заплатила!

Лукреция не отводит взгляда и тоже пьет. Вино слишком сладкое, приторное, она такого не любит.

– Спокойной ночи! – говорит ей свекровь, затем усмехается и, покачиваясь, идет по лунной дорожке к кровати. Вино уже ударило ей в голову: не нужно было пить так много! Свет меркнет в ее глазах – должно быть, невестка, перед тем как уйти, задула свечу… хорошо, иначе снова пришлось бы вставать или звать прислужницу… Потому что на огонь летят москиты и огромные караморы… подлетают к ее лицу, сосут ее кровь, мерзко касаются кожи цепкими лапками… жужжат… жужжат… В голове нарастает непонятный звон – нет, она много выпила, так нельзя! Нельзя… нельзя… нельзя дать этой твари уйти в монастырь! У них уже нет ее денег… а то, что осталось, она не отдаст! Ни за что не отдаст! Кроме ста золотых, которые уже приготовлены в мешочке… черном бархатном мешке… черном как ночь… Куда подевалась луна? Почему она ничего не видит?! Лукреция! Позови кого-нибудь! Почему эта девчонка ушла?!.

Герцогиня хочет крикнуть, позвать на помощь – но уже не может. Она хрипит, ее тело дергается, глаза закатываются, рот перекашивается… Ворон недовольно ворочается на своем месте: что за ночь! Он слишком стар, чтобы ему постоянно мешали спать! Ворон топорщит перья и собирается недовольно каркнуть, но мешающие ему звуки внезапно стихают, и он, уже ничем не обеспокоенный, безмятежно спит до самого рассвета.

Тот, которого старая герцогиня д’Эсте так и не дождалась, приезжает в замок через два дня. В парадных покоях его встречает молодая герцогиня д’Эсте, вся в черном.

– Вы не хотите попрощаться с матушкой? – вежливо спрашивает она. – Покойная в часовне. Отпевание будет завтра, когда приедут мой муж и его брат. Если успеют, конечно. Очень жарко, – после деликатной паузы поясняет она, но гость и так понимает: лето, жара. Мертвых надо хоронить вовремя.

Он долго стоит в часовне, смотрит на гроб, усыпанный цветами: розами, лилиями. Воздух тяжел и почти осязаем: аромат цветов смешивается с запахами ладана, свечей и разложения плоти.

– У нее случился удар ночью. – Лукреция искоса поглядывает на гостя. – Когда утром к ней вошла камеристка, матушка уже не дышала… Такая трагедия!

Она красива, вежлива, очаровательна, воспитанна… Человек в черном невольно восхищается ею. Что ж… старуха умерла… Или?..

– Она ничего не просила передать мне? – неожиданно спрашивает он, внимательно наблюдая за молодой герцогиней: не выдаст ли она себя? И не она ли убила свекровь, не дожидаясь, пока та убьет ее?

Лукреция медлит с ответом не меньше минуты, но лицо ее бесстрастно и непроницаемо. Она подходит к гробу, поправляет цветы, а затем решительно достает из-под головы покойницы звякнувший мешочек.

– Герцогиня хотела передать вам вот это! – звонко говорит она.

У приезжего дергается угол рта. Он судорожно сглатывает. Чертова девка! Выходит, она каким-то образом узнала?! И… что же теперь делать?! Однако он быстро берет себя в руки: на своем веку ему доводилось видеть и не такое, как и выпутываться из разных передряг! А здесь… одна паучиха сожрала другую, только и всего! Но он все-таки не ожидал… Он лично поставил бы на старую и более опытную!

– Хорошо, – говорит он, улыбаясь одними губами, без глаз, и спрашивает то, о чем и так знает: – Это деньги?

– Да, – приветливо подтверждает молодая герцогиня д’Эсте. – Сто золотых. Все верно?

– Нет, – вдруг говорит он. – Мне были должны еще и кольцо! Вам лучше отдать его мне, герцогиня. – Он почтительно склоняет голову, но тон его непреклонен. – Поверьте, так будет лучше и для вас, – веско говорит он. – Эта вещь… она не приносит семейного счастья тому, у кого хранится…

Он хорошо видит, что Лукреция сомневается. Но вот герцогиня подносит руку к груди и достает из-за корсажа нечто, выглядящее как ладанка.

– Возьмите, – говорит она. – Он мне… больше не нужен… И… вы привезли то, что обещали?

– Да, – подтверждает он, с трепетом принимая вещь, за которой так долго охотился. – Вот. – Другой мешочек ложится в руку Лукреции, но она отдергивает ее, и он падает на пол.

– Нет, – говорит она. – Я просто хотела знать! А это… это мне больше не нужно!

– Возьмите, – усмехается гость. – Вы заплатили за это сполна! И… – многозначительно добавляет он, – у вашего мужа очень много врагов! Например, его смерти хочет собственный брат… и вы об этом прекрасно осведомлены, не так ли?

Лукреция смотрит на него расширенными глазами, наклоняется и поднимает упавшее с холодных каменных плит. Затем вспоминает еще нечто важное.

– Я знаю, – говорит она, – вы желали что-то еще… что?

– Пожалуй, уже ничего, – говорит гость. – Я получил, что хотел. Надеюсь, герцогиня, теперь и вы получите от жизни все, что хотите!

День не задался с самого утра. Сначала я снова опоздал к патрону, и на этот раз оправданий у меня не было никаких, поскольку я просто-напросто забыл включить будильник и банально проспал. Очнулся я от того, что в дверь барабанили, – это Лин явилась узнать, куда я запропал. Николай Николаич к тому времени уже просто уехал, наверняка сочтя, что будить и распекать меня лично для его гранд-персоны будет унизительным.

– Ну что же вы! – прошипела Лин, когда я приоткрыл дверь. – Двенадцатый час! Мы вас ждали… и даже звонили, причем не один раз! Николай Николаевич очень сердился!

– О господи, – просипел я, с натугой вертя головой, которая во время сна, видимо, оказалась уложенной куда-то не туда. – Я что, проспал?!

– По-видимому, да! – саркастически бросила Лин. – Не иначе как проспали! И что у вас с телефоном? Почему вы не отвечали на звонки? Пожалуйста, разберитесь с этим!

Она, видимо, хотела сказать еще многое, но, будучи вышколенной секретаршей, просто развернулась и ушла, а я принялся лихорадочно рыться в своих пожитках, разыскивая злосчастный мобильник, которого не было нигде. Разумеется, я в любом месте проживания мгновенно устраиваю бардак, он же творческий беспорядок, но ведь здесь убираются дважды в день!

– Лин, – искательно попросил я, тихонько скребясь в двери ее апартаментов. – Лин!