на мировой арене. Возвращение инициативной позиции приведет не к эскалации холодной войны, а скорее к «конструктивному диалогу, практическим мерам, ведущим к снижению международной напряженности» [Горбачев 1987–1990, 2: 103].

Всего через восемь дней, в своей речи перед членами парламента Великобритании 18 декабря 1984 года, которая была полностью напечатана в «Правде», Горбачев точнее обозначил пространство для маневра [Горбачев 1987–1990, 2: 109–116]. Тут он предвосхитил многие из концепций, которые позже станут основой его гибкой внешней политики. Он призвал к «оздоровлению» международных отношений. Он упомянул о необходимости «нового мышления в ядерный век» и компромисса, основанного на «балансе интересов» между Востоком и Западом. Он определил интересы обеих сторон как «законные» и призвал к «разумным компромиссам» и доверию, основанному на «совпадающих интересах». Он назвал Европу «нашим общим домом». Кроме того, он отказался от традиционного нежелания проявлять слабость, несколько раз повторив, что СССР нужен мир для достижения своих внутренних целей. Горбачев все же критиковал Соединенные Штаты и пытался провести различие между Соединенными Штатами и Европой, но на этом не акцентировал внимание.

Также в ходе своего визита в Великобританию в декабре 1984 года Горбачев продемонстрировал сочетание примирительной риторики, непринужденного стиля и гибкости мышления с твердостью взглядов и резкой, уверенной, четко сформулированной защитой достоинства и интересов Советского Союза от прямых нападок со стороны членов парламента. Маргарет Тэтчер, по крайней мере, была прозорливее своих парламентариев и оценила потенциал будущего советского лидера, заявив: «Мне нравится Горбачев. С ним можно иметь дело»[61]. Напротив, Громыко, который менее чем через три месяца выдвинет кандидатуру Горбачева на пост генсека, вероятно, выступление последнего в Англии представлялось предвестником более эффективной реализации «наступательной разрядки»[62].

Итак, еще прежде, чем стать генеральным секретарем, Горбачев давал понять, что в его намерения входило вывести Советский Союз из того, что он определял как тупик. Он предложил себя в качестве энергичного лидера, способного разрядить напряженность между Востоком и Западом и преодолеть кризис внутри страны. Хотя он ясно дал понять, что поддерживает реформаторские предложения по изменениям во внутренней политике и является сторонником большей степени гибкости и примирения в отношениях между Востоком и Западом, было совершенно неясно, как далеко он готов зайти в каждом из этих направлений. В частности, из его публичных заявлений не было очевидно, какими из традиционных ценностей он готов был бы поступиться для достижения этих целей. Хотя его общая позиция как лидера нового типа была понятна, его позиция по конкретным вопросам оставалась достаточно двусмысленной, чтобы он мог получить явную или негласную поддержку со стороны широкого круга политических деятелей в Политбюро и Центральном комитете. Это был разумный подход для захвата инициативы в конкурентной политической борьбе. Он мог оттолкнуть только противников перемен, но они, теряя уверенность в себе и терпя потери в своих рядах (с уходом из состава Политбюро более старых по возрасту членов), становились все более неэффективными в роли блокирующей коалиции.

Горбачев у власти

Став в марте 1985 года генеральным секретарем, Горбачев внезапно занял более осторожную, традиционалистскую и уклончивую позицию. Единственным исключением была кадровая политика, где он действовал быстро, укрепляя свою власть, возможно, быстрее, чем какой-либо партийный лидер в прежней советской истории. Неуклонно и без заминок он расширял свой организационный аппарат и укреплял фундамент своей власти, увольняя членов Политбюро, а также противников перемен из числа чиновников центрального и регионального госпартаппарата и заменяя их людьми, которых он знал, уважал и которым доверял. Однако в том, что касается реальных политических изменений, он действовал медленно и осторожно; его риторика, хотя и оставалась новаторской, стала менее масштабной, чем выступление в декабре 1984 года на конференции по идеологической работе. В то время это дало некоторым наблюдателям повод предположить, что Горбачев мало чем отличается по своим взглядам от деятелей брежневского поколения. Но при этом упускалось из виду то влияние, которое оказывали на его поведение политика, необходимость консолидации власти и императивы укрепления авторитета. Горбачев выстраивал организационные основы своей власти, временно уступив общую проблематику более консервативным силам в Политбюро и Центральном комитете.

Внутренняя политика Горбачева с марта 1985 года по осень 1986 года более примечательна своим традиционализмом, нежели реформаторством; она больше напоминала не хрущевскую, а андроповскую. Потому она, должно быть, больше пришлась по душе таким пуританам, как Лигачев, которого Горбачев одновременно продвигал в Политбюро и вовлекал во внутренний круг руководства. Экономическая политика ускорения, например, предполагала перераспределение бюджета в пользу машиностроительной отрасли, усиление давления на хозяйственников с целью экономии материалов и кампании за повышение дисциплины рабочих и служащих. Административные реорганизации, происходившие в то время, не бросали вызова принципам командной экономики, не говоря уже о введении элементов рынка. Вместо этого усилилось давление на директоров предприятий. Были начаты или расширены антикоррупционные кампании, что увеличивало возможность Горбачева по построению своего орг-аппарата. Аналогичным образом кампания по борьбе с пьянством, начатая в мае 1985 года, напоминала традиционные советские мероприятия. Теперь мы знаем, что она проводилась под контролем Лигачева, хотя нет единого мнения по поводу того, был ли он инициатором этой политики[63].

Остается неясным, считал ли Горбачев в то время, что этой политики будет достаточно для оживления экономики, и в какой степени его уступка пуританам была вызвана политическим расчетом[64]. Ясно, однако, что он использовал это время, чтобы подготовить почву для проведения более радикальной политики. Хотя в 1985 году и до начала 1986 года его выступления в целом были менее радикальными, чем речи, произнесенные в период с декабря 1984 года по февраль 1985 года, в них все же содержались фразы и формулировки, связанные с политической и экономической реформой. С одной стороны, мы находим там такие темы, как «ускорение», дисциплина, необходимость для рабочих и кадров научиться мыслить по-новому, а также потребность в большей «социалистической демократии» (любимая тема Черненко). Эти темы носили традиционалистский характер, или, по крайней мере, их можно было истолковать в традиционном ключе, и они имели тенденцию преобладать количественно в выступлениях Горбачева с марта 1985 год по середину 1986 года. Тем не менее он продолжал говорить и о необходимости экономической реформы, а данная тема была особенно важна для технократов[65]. Он не отказывался от сказанного в декабре 1984 года. В своих выступлениях он продолжал отмечать необходимость гласности, перестройки и демократизации – особенно важные темы для радикальных реформаторов[66]. Так, на XXVII съезде партии (февраль 1986 года) Горбачев впервые заговорил о необходимости «радикальной реформы» [Горбачев 1987–1990,2:212]. В июле