С улицы заорали, чтобы посол и потюремщик выходили.

Капитан Ричардсон первый заторопился к двери.

«Не обнялись, не перекрестились, – ухмыльнулся про себя Макар Старинов, – так пошли, будто в огород, репу сажать».

Тут он с крыльца увидел на улице красноносое лицо доверенного послуха дядьки Осипа Непеи. Тот взмахнул рукой и смешался с толпой.

«Ан, нет, – возрадовался Макар, – еще и в дом вернемся, и обнимемся, и перекрестимся!»

* * *

Возле дома майора Ганса Штебина остановились два крытых кожей возка. Каждый возок «гусем» тянула четверка лошадей. Стрелецкий конвой, с утра не похмеленный, уставший от ночного загула в загульном селе, начал покрикивать, чтобы вышедшие из дома садились в возки.

Тут послышалась ядреная барабанная дробь. Немецкая рейтарская рота с ружьями наперевес, с примкнутыми багинетами, встала между возками и московскими стрельцами.

– Куда прешь, бодлива яблоница? – заорал матерно стрелецкий десятник. – Не видишь, англицкого посла сопровождаем?

– Пока он не есть посол, а числится капитаном английским, – трезво возразил майор Ганс Штебин. – Это раз. И вот вам – два. Этот человек, капитан Ричардсон, перед своим отъездом, по русскому закону, должен дать материальное либо какое другое удовлетворение десяти здешним девицам, коих он пользовал в ночное или иное время.

– Дурь какая-то, – просипел капитан Ричардсон.

Между рейтарами и крытыми возками быстрой стайкой просочились десять голоногих девиц. Все они в этакий февральский мороз ничего на себе, кроме нижних рубах, не имели. Нет имели, поправил себя Макар Старинов, силой заталкивая капитана обратно в дом. Они имели натуральные округлости на месте животов, каковые появляются у женщин по второму или третьему месяцу беременности.

В окно Макар увидел, что московские стрельцы, перекинувшись между собой согласными словами, отъехали к шинку Гохера.

В дверь забарабанили:

– Господин посол! Сэр! – кричал майор Ганс Штебин. – Это не есть наша дурь! Это есть ваша дурь или удовлетворение, как хотите! Но только надобно по русскому закону на какой-либо девице жениться! А остатным женкам дать серебро, стоимостью один рубль, дабы они не остались без приданого и достойно вышли замуж!

– Есть такой закон? – спросил Макара Ричардсон.

– Есть, не сумлевайся, – и Макар сделал очень серьезное лицо.

– Может быть, скроемся через черный ход?

– Никак невозможно. Там засели отцы и родственники девиц. Ждут нас с топорами да кольями, – соврал Макар. И добавил вопрос: – А когда это ты сумел стольких обрюхатить?

– Да эти стервы по ночам на одно лицо!

– Ну, кроме лица в другом месте есть разница!

– У этих – нету!

– Ну, мы с тобой тогда попались намертво, – сказал Макар. – А царь наш ждать не любит. И разврата наш царь не любит.

– Да ведь нечем мне откупиться! Нечем! Два шиллинга есть серебром и – все. Поговори с ними, Макарка, может, обождут? На Москве я обязательно встречу соотечественников или иных европейцев. У них денег займу. Поговори, а?

– Поговорить можно. Только ведь они не отстанут. Поди, для такого случая и сани запрягли. Такой подлый обоз вместе с нами заедет в Москву, что хоть святых выноси!

Выезжать населенцам Юдино никуда не разрешалось. На тот случай и стояли здесь рейтары. Но капитану Ричардсону с поддельным посольским «фирманом» англицкой королевы знать о сем порядке не полагалось.

Макар снова увидел человека от дядьки Осипа. Человек постоял возле двух крайних девиц, что мерзли на снегу слева от ворот, и опять исчез.

Макар сунул в широкий рукав рясы кухонный нож. Протянул руку:

– Шиллинги давай!

Получив две тяжелые серебряные шестигранные монеты, Макар тяготным шагом вышел на улицу.

– От имени посла королевы Англии, я, Макар Старинов, заявляю, что вышел здесь полный обман! Разрешите показать, господин майор Штебин?

– Ответственность берет на себя посол английский! – пролаял Ганс Штебин и отъехал шага на три от строя девиц.

Макар подошел к первой, что стояла справа от ворот.

– Понесла, значит, от сэра Ричардсона? – громко спросил Макар.

– А вот и понесла! – нагло выпятила животик девица.

Макар легко освободил кухонный нож из рукава рясы и полоснул по выпяченному животу.

Окружающие охнули.

А на белый снег из живота повалили легкие гусиные перья из подушечки, привязанной спереди.

Макар уже резал живот второй, потом третьей девице, пускал пух и перья, когда до других дошло, пять девиц бросились россыпью по дворам. И только две, те, что стояли слева от ворот, не тронулись с места.

Да у них на лицах уже читалось, что они беременны. Пятнами изошли лица.

Макар достал два серебряных шиллинга, сунул деньги в две заледеневшие ладони и, не оборачиваясь, пошел в дом.

Капитана откровенно затрясло, когда он увидел Макара, входящего в дом с ножом в руке.

– За кого испугался? – спросил Старинов. – За меня али за девиц?

– За тебя, Макара, за тебя испугался! – соврал капитан.

Но в первый раз подумал здраво и осмысленно, что такой человек ему пригодился бы и в Англии, и в Московии. Ибо граф Эссекс первым рейдом не ограничится и пошлет второй – на поиск северного речного пути в Китай и Индию… А головой отвечать за положительный результат экспедиции граф Эссекс обязательно назначит его, капитана Ричардсона. Даже если тот вернется в Англию без руки, без ноги и с одним глазом.

Боже! Храни Англию от графских кровей!

Когда выехали на Москву-реку и понеслись мимо усадеб Замоскворечья по ровному ледяному насту к воротам Кремля, капитан Ричардсон откинул занавеску возка и заорал от негаданного страха.

Санный путь по реке с осени всегда накатывали точно посреди реки Москвы. А уже за десять верст до города, по краям, у самых берегов реки, испокон веков шла самая доходная, зимняя торговля. Здесь можно было купить все, что есть съестного на матушке-Земле: грибы соленые, яблоки моченые, изюм и рахат-лукум, капусту соленую и клюкву мороженую. Ну а мясного на этой зимней ярмарке стояло столько, что глазом не охватишь.

Ричардсон откинул занавеску тогда, когда возок катил мимо мясного ряда, торгующего крупным скотом. Издревле повелось, что торговля здесь шла целыми тушами, только без шкур. Быка или корову забивали, снимали теплую еще шкуру, вынали внутренности, а красную от крови тушу оставляли на морозе вверх ногами. Потом вывозили ее, мерзлую, на ярмарку и ставили на лед уже ногами вниз.

Вот на такую, стоящую на льду ногами ужасающе кровавую коровью тушу, и наткнулись глаза капитана. А потом он увидел бесконечный ряд красных от крови коров и быков, стоящих по обеим сторонам речной дороги.