— Не должны. Я только хочу, чтобы ты прозрела. Я ночь за ночью не могу поверить, что тебя нет рядом со мной.

В его глазах она увидела такую печаль, что у нее сжалось сердце. Сама не понимая как, она оказалась в его руках, у его груди. Запах его кожи, шероховатость его щетины… Господи, как хорошо было все это и как сладко было бы пережить это снова…

— Режин… Зачем этот самообман? Почему нельзя просто быть собой?

Ей показалось, что земля уходит из-под ног. Она знала, что совершает роковую ошибку, но ей давно ничего не хотелось так сильно, как задержать это мгновение. Просто остаться вот так стоять. Навеки.

Он взял в ладони ее лицо и нежно, глубоко, спокойно, ясно смотрел ей в глаза. Она будто видела в зеркало свое подлинное, таимое от себя «я» — страстное, большое, чуждое расчета, трусливых оглядок. Все или ничего, люблю или не люблю — без стратегии, без страховки. Она могла бы быть такой, если бы не принудила себя упрятать от всех истинную Режин. Беда в том, что она сама уже начала забывать себя настоящую, так хорошо ей удалось замаскировать свою ранимую, рисковую суть.

— Режин…

Зачем он повторяет ее имя? Режин — холодная лгунья, Режин — расчетливая обманщица…

— Режин…

— Перестань повторять мое имя!

— Я так люблю его звучание…

Она попыталась отвернуться, уйти от его прожигающего взгляда. Он удержал ее:

— Я люблю тебя. Я люблю тебя!

Она вырвалась и выбежала из вагончика. Сердце рвалось на части. Что же делать? Никогда больше она не подпустит его так близко, вынести это еще раз — непереносимо.

Антонио до ночи сидел в баре пансиона, где снимал комнату. История с Режин отбила у него охоту к приключениям — он редко теперь выходил из дому по вечерам.

Он дал себе слово забыть эту женщину, но найти ей замену оказалось несбыточным. Как она сказала? «Ты сам сторонник скоропреходящих романчиков без последствий». Эта фраза не выходила у него из головы. Ему хотелось быть честным перед собой. Что было бы, если бы Режин ответила на его любовь? Если бы она не сопротивлялась, как попавший в ловушку зверек, его попыткам приручить ее? Что было бы?

Неужели он освоил бы другие правила: верность, стабильность, долг? Ведь это положило бы конец его прежней жизни, которой он дорожил.

А может, он не мог забыть Режин только потому, что она сама его отвергла, бросила вызов его самолюбию и охотничьему инстинкту?

Неужели он гнался за призраком, на самом деле не желая лишаться независимости, которую так ценил? Взять на себя ответственность за другого человека не на несколько месяцев, а на всю жизнь? Да готов ли он к этому?

Режин придумала, в чем отправиться на день рождения к матери Венсана, увидев маленькое черное платье от Валентино. Для покупки ей пришлось взять кредит. Несколько квадратных сантиметров ткани стоили целое состояние. Вдобавок к нему требовались туфли, как к каждому новому платью. И сумочка. Но тут Режин подвела черту: ее любимая лакированная сумочка подходила ко всему на свете.

Режин нравилось покупать дорогую одежду. До сих пор она всегда придерживалась принципа «быстро и недорого». Теперь вошла во вкус и могла целые часы проводить в бутиках. Ей нельзя было отказать в эстетическом чутье. Особенно когда можно самой выбирать из многообразия. Поразительно, как одежда меняет женщину, — Режин не переставала удивляться этой, казалось бы, тривиальности, неизменно оборачивающейся магическими эффектами.

Режин не удивилась бы, если бы резиденция императора универсальных магазинов была обставлена с безвкусной роскошью нуворишей или украшена скучными пыльными предметами, унаследованными от добропорядочных предков. Но вилла Гийомов превзошла все ее ожидания авангардизмом.

— Кто занимался здесь интерьером? Какой-нибудь знаменитый дизайнер? Это просто фантастика!

Режин под руку с Венсаном совершала обзорную экскурсию по дому.

— Это мой брат. Он не занимается дизайном профессионально, так что его имени ты не встречала в специальных журналах. Просто у него легкая рука.

— Я потрясена. Как выдержан стиль, какой безошибочный вкус!

Они оказались в просторном салоне с голой каменной кладкой, придававшей пространству архаическую атмосферу. Ее подчеркивала и мебель в старинном китайском духе.

— Все настоящее. Династия Тан, — прокомментировал Венсан.

Стеклянные лампы с зажженными свечами стояли на перилах лестницы. Они освещали огромное модернистское полотно, изображавшее женщину, танцующую на спине тигра.

Вместо окон в стенах были высокие узкие щели наподобие средневековых бойниц.

— В твоей семье у всех такой изысканный вкус? — спросила Режин.

— Вкус плюс деньги. Что пользы любить красивые вещи, если они тебе недоступны?

Эту банальность трудно было опровергнуть.

Спальня Венсана показалась ей аскетической, что-то вроде монашеской кельи или пещеры отшельника. Та же голая кладка стен, простые металлические светильники в форме факелов. Деревянная кровать без всякого декора.

— О чем ты думаешь? У тебя такое скептическое выражение, — спросил Венсан.

— Здесь маловато романтики. Или она какая-то мазохистская.

— А… ну, это можно изменить.

«Интересно, — подумала Режин, — это намек?»

Он вывел ее в сад, где возле бассейна, органично вписанного в ландшафт, стояли столы с закусками.

При взгляде на гостей Режин воздала себе хвалу за то, что раскошелилась на Валентино, — в любом другом из своих нарядов она чувствовала бы себя нищенкой. Здесь были воистину свои стандарты, продиктованные деньгами. Большими деньгами.

— Мама, позволь тебе представить Режин Лефевр.

Мать Венсана в день своего шестидесятилетия выглядела свежее, чем иная двадцатилетняя. При этом в ней было столько естественности и дружелюбия, что Режин непроизвольно потянулась к ней, забыв про то, что это может быть лишь проявлением светской вышколенности.

Венсан представил ее остальной родне. Режин непрерывно боролась с внутренней смутой. Кузены, кузины, тети, дяди, друзья семьи — все были люди незаурядные. В этой праздничной толпе попадались и весьма привлекательные женщины. Не все они были замужем, не все состояли в прямом родстве с Венсаном. Как вышло, что он выбрал не кого-то из них, а именно ее? Не в том ли разгадка, что она ничего не знает о нем помимо деловой стороны, а они — знают?

Хотя эти могущественные незнакомцы встретили ее с открытой душой и каждый держался так непринужденно, что она не могла усомниться в их искренности, легкая паника и тревога не покидали ее. Она еле прожевала крошечную тарталетку. Ей постоянно казалось, что взгляды членов клана оценивают всякое ее движение и выражение глаз.