Хоть прокормимся. А если будет удача, то накопим денег на новую галеру или сделаем ее, и в пираты.

– Нет, уж уволь… В пираты не пойду. Мне это занятие отвратительно. Не хочу качаться на виселице. Кстати, как ты можешь совмещать свое тамплиерство и пиратство?

– Ты знаешь, что я тамплиер?– Джеймс Крайдер исподлобья и хмуро посмотрел на Андрея.

– Да, вот выслеживал тебя и узнал,– Андрей взглянул на Джеймса, выдерживая его неприятный взгляд.

– Ну тогда, молчи…Если кому-то проговоришься про мое пиратство и тамплиерство,… не взыщи.

– Да, у меня вот тебя даже права убивать нет,– Андрей ухмыльнулся, вспомнив про договор с Вероникой.– Слово дал, что руки о тебя пачкать не буду…

– Кому дал? – Джеймс недоуменно смотрел на Андрея.

– Кому ты меня продал, тому и дал,– Андрей впервые за все время их общения улыбнулся.

– Марио что ли? – пират удивленно смотрел на парня.– Чего это он стал радеть за меня?

– Да причем здесь Марио… Дочь его меня выпустила, взяв это обещание. Видимо, не равнодушна к тебе, – Андрей продолжал улыбаться в отросшую бороду, доедая рыбу

– Никогда бы не подумал,– Джеймс доел рыбу, сгреб весь мусор со стола и пошел выкидывать на улицу.

ГЛАВА 20. Встреча с Вероникой.

Нимфа уже третий день жила у бродячих артистов. По вечерам они давали представление на площади перед городским базаром. Собиралась большая толпа, глазеющая на представление. В большую шляпу, поставленную на площади рядом с представлением, сыпались монеты разных достоинств. Представление затягивалось иногда на три – четыре часа. Люди подходили, смотрели и отходили, подходили новые. Город был большим портом, прибывало много новых людей, и зевак хватало.

Нимфа в первые два дня очень переживала, выходя на суд зрителей. Сначала у нее от волнения даже срывался голос, но все ее встречали доброжелательно, радостно хлопали, и это ей придавало уверенности. Ее выпускали в середине, чтобы она немного привыкла к публике, приготовилась морально к выступлению. Когда она выходила, кровь бросалась ей в лицо, и оно становилось пунцовым. Но по мере того, как она пела, она успокаивалась и к концу песни, она уже выходила на тот уровень равновесия, который позволял оценивать свое выступление и реакцию зрителей. Зрители аплодировали. На гитаре ей аккомпанировал Даниэль, а Эмилия шумела и гремела кастаньетами, а также подыгрывала на флейте. Сегодня она решила спеть песню, навеянную ей воспоминанием о ее состоянии, когда она одна плыла по морю в своей лодке почти в полубессознательном состоянии. Стихи неожиданно позавчера пришли к ней во сне и она быстро написала слова. И сегодня она решила ее исполнить:

Я наброшу светлые одежды,

И когда утихнет ураган,

Притворюсь таинственной и нежной,

И спущусь по трапу в океан.

За волной волну перебирая,

Побреду вдоль лунной колеи

Невозможная и столь живая,

Что защемит сердце от любви.

Будет ночь бездонной с поволокой,

Звезды будут падать с вышины,

Рассыпаясь прямо мне под ноги

И качаясь на гребне волны.

Только вдруг плеснет к моим коленям

Чья-то одинокая ладья,

Я взгляну и тихо обомлею,

В ней увидев спящего тебя.

До волос дотронусь осторожно,

Ты глаза встряхнешь от дремоты,

Вымолвишь чуть слышно: "..Невозможно…

Невозможно, только это ты.."

Когда Нимфа пела, ей представлялось, что не она, а Андрей находится в этой одинокой лодке, к которой она пришла прямо по воде. Ах, если бы действительно тогда Андрей пришел к ней в шлюпку, ничего с ним было бы не страшно…

Люди аплодировали ей, кто-то свистел. Что означал этот свист, она не понимала. Кто-то кричал: « Давай повеселее!» Так Нимфа выступала, и раз от раза это было лучше и лучше. Но Нимфа всегда была недовольна своим пением, ей казалось, что все плохо. И когда к ней подходили отдельные люди и благодарили ее, это придавало ей хоть какую-то уверенность в себе .

По утрам Нимфа стала убегать к морю. Ей казалось, что именно там, где много неба и море, Бог ее слышит, что Он именно там. И снова, и снова, она просила, чтобы Бог вернул ей Андрея. Она нашла для себя удивительное место – поле ковыля, казалось, уходящего вверх почти до самого неба, т.к. оно переходило на возвышенность. Рядом разбивались о скалы море. Нимфа была уверена, что здесь ее никто не услышит, и там она тренировалась и пела песни, с которыми собиралась выступать перед публикой. Сегодня она снова пела песню морю:

Море, море, головокруженье

Волн твоих бегущих неустанно!..

Неподвластно мысли притяженье

И непостижимо и желанно…

Я с морем целовалась вдохновенно

И шум его перекричать пыталась,

Но не могла, как не старалась,

А море заливало меня пеной

И ласковой волною обнимало,

И ,торопясь ,бежало на край света..

А с края этого я вместе с ветром

За волнами вдогон бежала!

Но море с шумом мне мешало,

Сбивало с ног и увлекало в бездну,

И к берегу тревожно возвращало..

А я " ЛЮБЛЮ-Ю-Ю..!"– ему кричала,

И голос, множась, превращался в пену ..

С ладоней, как из раковин двух белых ,

Солено-горькая лилась прохлада

И превращалась в брызгов миллиарды ..

А брызги поднимались прямо к небу,

Слетали вниз к губам, лицу и телу,

В который раз окутывая пеной …

И море целовалось вдохновенно !

Потом она забежала в море, чтобы почувствовать эту силу волн, шума ветра, соленой воды. Как она полюбила море! Она разговаривала с этими волнами как с живыми. У нее не было сомнения, что они ее слышат и отвечают на ее слова, озвученные надежды…И вдруг она увидела дельфинов, они опять высовывали свои мордочки и смеялись. Как Нимфа обрадовалась им! И опять они вместе играли, скользили и кувыркались, обрызгивая друг друга соленой пенной морской водой… Но Нимфе нужно было торопиться, скоро должен был открыться невольничий рынок. Она уже дважды там бывала, но безуспешно – Андрея там не было…Она попрощалась с дельфинами, обещая завтра прийти к ним снова, и побежала к открытию рынка.

На рынке невольников Андрея опять не было. Нимфа загрустила… Неужели его увезли на какой– то другой рынок. Да, скорее всего он уже где-то плавает на галерах, как и обещал Джеймс Крайдер. У Нимфы сжалось сердце от боли, когда она представила Андрея одним из гребцов на этом судне, прикованным цепями к борту.

Но сколько людей здесь! У Нимфы невольно сжималось сердце от сочувствия этим бедным людям, которые потеряли самое главное – свободу. Как хорошо, что она могла