неприкрытое стремление более крупного государства установить политическое господство. В свою очередь, Нидерланды выдвинули экономическое соглашение, которое, по мнению Лондона, преследовало одну цель: увековечить и без того немалые преимущества Голландской республики. В конце концов с 1652 года стороны перешли к боевым действиям, и менее чем за четверть века состоялись три войны. Как заключает Эдмундсон, эти «был неизбежный результат давнего столкновения интересов, имевших весомое значение и действительно жизненно важных для благополучия обоих народов»[171].

Эти войны напоминают нам, что корректировка существующих договоренностей, институтов и отношений во имя отражения меняющегося баланса сил нередко наталкивается на, как принято говорить в гарвардском исследовательском проекте, «переходное трение». В такой динамике крепнущие силы, как правило, полагают, что институты меняются недостаточно быстро, и трактуют задержки как доказательство того, что правящие силы не заинтересованы в переменах. А правящие силы верят, что крепнущие силы переоценивают себя, требуя более быстрой корректировки, тогда как это ничем не оправдано или не безопасно.

Габсбурги против Франции

Первая половина шестнадцатого столетия

В начале шестнадцатого века растущая сила дома Габсбургов угрожала французскому доминированию в Европе. Напряженность достигла предела, когда король Карл I Испанский (впоследствии известный как король Карл V[172]) бросил вызов королю Франциску в состязании за престол императора Священной Римской империи. Франциск и его окружение давно ожидали, что французский монарх наследует здесь своему деду Максимилиану I.

Будучи правителем господствующей сухопутной державы Западной Европы и монархом, покорившим значительную часть Италии, в том числе Милан, Франциск, подобно папе Льву Х, говаривал, что «превзошел в богатстве и власти всех прочих христианских королей». Когда папа выбрал вместо него Карла, Франциск буквально обезумел от ярости. По словам ведущего историка того времени, утонченный французский король немедленно «объявил войну, и не против неверных, а против Карла»[173][174].

Надев корону императора Священной Римской империи, Карл быстро подчинил своей власти Нидерланды, большую часть современной Италии и империю в Новом Свете, тем самым приблизив Европу к той всеобщей монархии, к которой она стремилась с девятого столетия[175]. Устанавливая безраздельное господство над отдаленными территориями, которые он охарактеризовал как «империю, над которой никогда не заходит солнце», Карл опирался преимущественно на военную силу.

Пускай он не заговаривал об этом открыто, многие европейцы, в частности король Франциск, подозревали, что Карл тайно добивался мирового господства[176][177]. «Стремился Карл V к универсальной империи или нет, – пишет один историк, – не подлежит сомнению, что… его владения слишком обширны и ущемляют интересы слишком многих людей, чтобы не вызвать всеобщее негодование»[178]. Во главе списка обиженных стоял французский король. Карл не просто посмел затмить собой славного французского монарха. Благодаря непрерывной экспансии он сумел добиться того, что Габсбурги и их союзники принялись окружать Францию[179].

Рассудив, что лучшим способом упрочить свое положение будет использование слабостей противника, Франциск подговорил своих союзников вторгнуться на подвластную Габсбургам территорию в современных Испании, Франции и Люксембурге[180]. Карл в ответ привлек английское войско для отражения французской агрессии, направил собственные силы на французскую территорию в Италии и в конечном счете ввязался в череду малорезультативных войн с Францией. Эта затяжная, изобиловавшая перерывами война между Францией и Испанией длилась и длилась, даже после кончины обоих правителей, которые ее затеяли.

Соперничество Франции с Габсбургами проливает свет на обилие способов, какими ошибочное восприятие способно вводить в заблуждение не только отдельных людей, но и целые государства. Обычно мы считаем себя более благожелательными, чем есть на самом деле, и охотно приписываем дурные побуждения нашим потенциальным противникам. Поскольку государства никогда не могут быть до конца уверены в намерениях друг друга, они вместо этого сосредотачиваются на изучении возможностей. Оборонительные действия, предпринимаемые одной страной, часто кажутся угрожающими ее противнику, о чем напоминает нам «дилемма безопасности» Роберта Джервиса[181]. Крепнущая сила может пренебречь страхом и ощущением уязвимости со стороны правящей силы, ибо она-то «знает», что действует во благо. Между тем ее противник неправильно истолковывает даже позитивные инициативы, видит в них чрезмерные требования или даже угрозы. Решительный отказ Спарты от предложения Афин оказать помощь спартанским жертвам великого землетрясения в 464 году до нашей эры служит тому доказательством.

Конфликт Франции и Габсбургов также заставляет задуматься не только о выгодах, но и о рисках заключения альянсов. Стремясь «подстраховаться» на случай изменения баланса сил, оба государства-противника могут приступить к укреплению существующих союзов или к формированию новых. Каждое из них охотнее соглашается заключить договоренности, которые само ранее отвергало. Каждое склонно недооценивать различия между собственными интересами и интересами новых союзников, равно как и преувеличивать преимущества взаимодействия с новыми партнерами. По мере того как государства все усерднее стараются сохранить свой авторитет, они могут приобретать новых союзников, от которых в конечном счете будет больше мороки, чем пользы.

Франциск манипулировал своими союзниками как пешками, дабы спровоцировать Карла на поспешные действия, а король из дома Габсбургов заключил союз с английской короной; здесь можно уловить сходство с готовностью Спарты покончить с враждебностью по отношению к Коринфу – и вспомнить возражения тех, кто утверждал (как выяснилось, справедливо), что союз этих двух полисов породит больше проблем, чем сумеет решить.

Глава 4. Великобритания против Германии

…следует по возможности не допускать, чтобы кто-либо другой, кроме вас, держал флот; если же вы не в состоянии этому помешать, то должны, по крайней мере, иметь на своей стороне того, у кого флот наиболее сильный.

Фукидид, «История Пелопоннесской войны»

Они строят корабли, чтобы принять участие в разделе мира. Для них это забава, а для нас – вопрос жизни и смерти.

Уинстон Черчилль, выступление в палате общин, март 1914 года

Поскольку Германия особенно отстает в морской силе, для нее как для великой державы и великого культурного государства очень важно восполнить утраченное.

Адмирал Альфред Тирпиц, совет кайзеру Вильгельму II, 1899 год

Двадцать четвертого октября 1911 года этот, если угодно, политический феномен в возрасте тридцати шести лет стал первым лордом Адмиралтейства, ответственным за Королевский флот[182], опекуном Великобритании и ее империи. Рожденный во дворце Бленхейм, он принадлежал к одному из древнейших семейств Англии, обучался в Харроу и Сандхерсте, сражался в трех имперских войнах, был избран в парламент в двадцать пять лет и написал одиннадцать до сих пор популярных книг и десятки статей. Словом, Уинстон Черчилль олицетворял собой все достоинства маленького островного государства, что правило доброй четвертью населения планеты.