Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему же вы, получив фото от частного детектива, вместо того чтобы опубликовать их, отправились к Нильсену?
– Я решил сперва поговорить с ним. Надеялся, что он извинится, объяснится со мной…
– Это могло что-то изменить?
– Это могло изменить мое отношение к нему. Если бы я увидел, что он искренне раскаивается в произошедшем…
– Но он не стал извиняться, и вы убили его!
– Я уже говорил вам, и не раз, что даже если это и так, я этого не помню.
– Но если вы не собирались убивать Нильсена, зачем взяли с собой нож?
– У нас на Кавказе мужчины всегда носят ножи. Бывают разные бытовые ситуации, когда может понадобиться нож.
Следствие вызвало на допрос всех, кто имел хоть какое-то отношение к делу Калоева. Гельмуту Зонтхаймеру позвонили уже на следующий день после задержания с одним-единственным вопросом: говорил ли ему Калоев о своем намерении отомстить?
Об этом же спрашивали и пастора Майера:
– Калоев высказывал когда-либо угрозы, в том числе и скрытые?
– Нет, в моем присутствии никогда.
– Вы слышали от кого-нибудь, что он высказывал угрозы?
– Нет, никогда.
– Вам известно, что Калоев собирался встретиться с вами накануне убийства Нильсена?
– Нет, мне об этом неизвестно.
– Он сообщил, что разыскивал вас в аэропорту, но не смог найти ваш кабинет. Как вы можете это объяснить?
– Виталий был в моем кабинете только один раз, через несколько часов после катастрофы. И с учетом его состояния в тот момент неудивительно, что он не смог потом найти, где находится мой кабинет.
Для обвинения это был важный вопрос. Следствие подозревало, что Виталий приходил в аэропорт не для того, чтобы навестить пастора, а чтобы купить нож, которым убил Нильсена. Но доказать этого так и не смогли. Продавщица, работавшая в тот день, Калоева не опознала. Или просто сделала вид, что не узнала его. Это осталось загадкой даже для самого Калоева. Нож он действительно купил в аэропорту, но и пастора он в самом деле искал.
– Вам есть что добавить по делу? – спросили у пастора в конце допроса.
– Я всегда чувствовал, что, несмотря на языковой барьер, мы говорим с ним на одном языке. Он образованный человек, не с диких гор, как пишет наша пресса. Я не верю, что он мог совершить такой поступок.
Пытаясь защищать Калоева, пастор Майер едва не стал изгоем. Его, как и швейцарского защитника Виталия, Маркуса Хуга, считали адвокатами дьявола. Они оба регулярно получали письма и телефонные звонки с угрозами. Вальтер Майер смог, как священник, добиться возможности регулярно посещать Виталия. Он приходил раз в неделю. О религии не говорили. Только однажды пастор принес Священное Писание, но Калоев швырнул книгу на пол: «Я же говорил тебе уже, что Его для меня больше нет!» О том, что в действительности произошло у дома Нильсена, пастор ни разу Виталия не спросил. Калоев попытался как-то заговорить об этом, но Майер прервал его: «Даже если ты это сделал, это был не ты. И твое признание ничего для меня не изменит. Я буду приходить и поддерживать тебя, как могу».
Майя не сомневалась в виновности Калоева и злилась на него. Виталий понимал, что так будет. Знал, что она никогда не простит его. И это ранило его больше любого другого из возможных наказаний.
Майя навестила его только дважды. Через несколько недель после ареста и почти через год – в день его рождения. Она тоже не спросила, что произошло, она сразу задала вопрос: «Зачем?!» Майя не сомневалась в его виновности и злилась на него. «Трое детей остались без отца! Ты знаешь, как это – расти без отца? Я знаю. Я росла без отца». Виталий понимал, что так будет. Знал, что она никогда не простит его. И это ранило его больше любого другого из возможных наказаний. Он будет благодарен ей вдвойне за каждую открытку и редкие телефонные звонки, потому что Майя делала это вопреки своему желанию навсегда вычеркнуть его из своей жизни.
1-2 июля 2003 года
Спустя ровно год после катастрофы
Юберлинген, Германия. Цюрих, Швейцария
– Ты не хочешь со мной разговаривать? – Виталий Калоев схватил за плечо Алана Россье и силой повернул к себе. – Посмотри сюда! – Он протянул ему фотографии Кости и Дианы в гробах. – Это мои дети! Ты убил моих детей и не хочешь со мной разговаривать?!
Телохранитель попытался оттеснить Виталия подальше от своего шефа, но на шум уже сбежались журналисты, зажав конфликтующих в плотном кольце из фото– и телекамер.
– Мистер Калоев, давайте не будем устраивать скандал! – ответил Россье, растянув губы в вежливой улыбке. – Компания «Скайгайд» не уходит от диалога с родственниками! Мы как раз хотели пригласить вас завтра в наш офис в Цюрихе, чтобы вы могли задать нам все интересующие вопросы по расследованию катастрофы.
Виталий несколько минут простоял на месте, пытаясь уложить в голове услышанное. Человек, по вине которого погибли его дети, не только на свободе, но еще и работает в той же компании?
– А компенсации? – выкрикнул кто-то из родственников погибших. – Размер предложенных компенсаций вы готовы обсуждать?
– Я не могу на это повлиять. Эти вопросы нужно задавать юристам, которые представляют наши стороны. Думаю, они завтра также будут присутствовать на встрече.
– Компенсации?! – зарычал Виталий, обводя взглядом толпу родственников. – Вы готовы продать своих детей? Меня не интересуют компенсации, меня интересует, кто виноват и кто ответит за произошедшее!
– Да вы его не слушайте! Он у нас экстремист с Кавказа! – снова выкрикнул кто-то из толпы, и между родственниками, разделившимися на тех, кто готов и не готов принять компенсацию, снова завязался ожесточенный спор. Россье, воспользовавшись этой шумихой, отошел подальше.
– Долго вы будете прятать от нас этого диспетчера? – Виталий следовал за Россье.
– Мы никого не прячем. Он работает.
– Что значит «он работает»? – Виталий от неожиданности даже стал заикаться. – Он работает диспетчером?!
– Нет, не диспетчером. Он переведен на другую работу, но по-прежнему в нашей компании.
Россье пошел дальше, а Виталий несколько минут простоял на месте, пытаясь уложить в голове услышанное. Человек, по вине которого погибли его дети, не только на свободе, но еще и работает в той же компании?
Своя картина произошедшего у Виталия сложилась уже в первые дни после авиакатастрофы. Судя по тому, что писали в прессе, и комментариям экспертов, диспетчер слишком поздно заметил опасную близость самолетов, а когда попытался предотвратить столкновение, совершил еще две роковые ошибки. Во-первых, дал пилоту Ту-154 команду, которая противоречила указаниям системы сближения TCAS, сработавшей на борту самолета. Диспетчер требовал снижаться, в то время как TCAS рекомендовал набирать высоту. Во-вторых, ввел в заблуждение экипаж, сообщив, что пересекающийся борт находится «вам под 2 часа», то есть справа, тогда как Боинг был слева – «под 10 часами». Кроме того, под нажимом прессы руководство «Скайгайда» признало, что за месяц до катастрофы радарная система не прошла проверку на безопасность. Это выявило швейцарское бюро расследования авиационных катастроф, выяснявшее причины едва не произошедших столкновений воздушных судов в Швейцарии в период с 1998 по 2000 год. Эксперты обнаружили целый ряд нарушений в работе радаров, но «Скайгайд» ничего по этому поводу так и не предпринял.
