– Хорошо, продолжайте работать. Проследите, чтобы онаполучила самый лучший уход. Пусть за ней все время присматривает специальнаясиделка. Обратите внимание на ее питание. Я хочу быть абсолютно уверен, что вее пищу больше не попадет ни капли яда.

– Я за всем внимательно слежу, – сухо ответил докторУиллмонт.

– Когда она придет в себя?

– Не сразу. Мы прочистили ей желудок, сделали пункцию вобласти поясницы и откачали определенное количество жидкости. Это сильноускорит процесс восстановления, но все-таки в ее организме осталось еще многонаркотика, так что некоторое время она будет спать. Не думаю, что нам стоитслишком торопиться.

– Дайте мне знать, когда она проснется, – сказал Мейсон, – ипостарайтесь, чтобы больше с ней не случилось ничего плохого.

– Вы думаете, что кто-то этого хочет? – спросил докторУиллмонт.

– Не знаю. Она собиралась прийти ко мне в офис, чтобысообщить кое-какую информацию. Она свидетельница. Я не знаю, что ей известно.Очевидно, кому-то очень нужно, чтобы я никогда этого не узнал.

– Дайте ей еще двадцать четыре часа, и она вам всерасскажет, – заверил доктор Уиллмонт.

Мейсон задумчиво произнес:

– Возможно, тот, кто это сделал, вовсе не хотел ее убивать,а лишь пытался помешать ей сообщить мне что-то в течение этих двадцати четырехчасов. Иными словами, потом будет уже слишком поздно.

– Во всяком случае, с ней больше ничего не случится, –пообещал доктор Уиллмонт. – К ней не допускают посетителей без моегоразрешения. В палате посменно находятся три сиделки – кстати сказать, все трирыжие.

– Хорошо, доктор. Оставляю ее вам.

Мейсон повесил трубку и вернулся в машину, чтобы отправитьсяк дому Милдред Фолкнер на Уайтли-Пайнс-драйв.

Он снова поднялся по крутому склону возвышавшегося надгородом холма. Дом стоял ниже дороги, со стороны улицы в нем был один этаж, а стыльной стороны – три.

Мейсон осторожно позвонил, и Милдред Фолкнер почти сразуоткрыла дверь.

– Что вы узнали? – спросила она.

Мейсон ответил:

– Она на пути к выздоровлению. Это был наркотик, судя повсему веронал. Ваш дом буквально висит в воздухе.

Она нервно рассмеялась, провожая его в гостиную.

– Да, я купила его около шести месяцев назад, после того,как заболела Карла. Я хотела быть поближе к ней.

– И вы этого добились?

– Да. Она живет на Червис-роуд. Дом на этом же холме.

– Далеко отсюда?

– Нет, минут пять пешком. Примерно… ну, не знаю. Что-тооколо четверти мили.

– Одна минута на машине?

– Да. Объясните, как ее отравили? Или это была передозировкаснотворного?

– Нет. Она была отравлена. Точнее, отравлены были конфеты.Эксперт из отдела по расследованию убийств говорит, что ядом пропитали каждуюконфету. Но они еще не проделали полного анализа.

Милдред Фолкнер подошла к встроенному в пол обогревателю,встала на его решетку и сказала:

– Вы садитесь, я хочу погреться.

Мейсон, усевшись в кресло, стал наблюдать, как она стоит нарешетке и подол ее юбки развевается в восходящих потоках воздуха.

– В чем дело? – спросил он. – Вы замерзли?

– Не знаю. Может быть, это от нервного напряжения. Прошувас, продолжайте и расскажите мне обо всем. К чему тянуть время? Я чувствую, увас плохие новости.

Он кивнул.

– Этого я и боялась. Линк не тот человек, которого легкозапугать.

– А почему вы решили, что у меня плохие новости?

– Потому что, если бы они были хорошими, вы бы сразу же мнеих сообщили. Хотите выпить? Один бокал?

– Совсем чуть-чуть, – сказал Мейсон.

Она открыла небольшой бар, вынула бутылку шотландскоговиски, кубики льда и содовую.

– Неплохой у вас агрегат, – заметил Мейсон.

– Да, в нем есть собственный маленький холодильник, которыйделает лед и газирует воду. Так что сказал Линк? Он еще не передал акцииПивису?

– Не знаю.

– Он вам не сказал?

– Он не мог мне ничего сказать, – усмехнулся Мейсон.

– Не мог сказать? Вы имеете в виду, что он был пьян?

Она наливала в бокал виски, и ее руки дрожали так сильно,что горлышко бутылки стучало о стекло. Мейсон подождал, пока она нальет скотч ивозьмет бутылку содовой.

– Линк, – произнес он, – был убит, это случилосьприблизительно около полуночи.

В первый момент ему показалось, что она не обратила вниманияна его слова. Она продолжала наливать газированную воду из сифона в свой бокал,потом вдруг сделала конвульсивное движение, дернула рычажком, и пенистая струяперелилась через край.

– Вы говорите… Я вас правильно расслышала? Он мертв?

– Убит.

– В полночь?

– Да.

– Кто… кто это сделал?

– Пока неизвестно. Он был застрелен в спину из револьвера32-го калибра.

Она поставила на стол бутылку с содовой и подала ему готовыйнапиток.

– И что это означает для меня?

– Судя по всему, ничего хорошего, – ответил Мейсон.

– Так вы говорите – в полночь?

– Совершенно верно.

– По крайней мере, у меня есть алиби. – Она издала нервныйсмешок.

– Какое? – спросил Мейсон.

– Вы это серьезно?

– А вы нет?

– Нет.

– В таком случае я советую вам быть серьезной. Где вы были?

– Где я была? – переспросила она. – Я… Но это же полнаяерунда! Меньше всего мне было нужно, чтобы с ним что-нибудь случилось до того,как я… как мы получили обратно эти акции.

Она помедлила у бара и достала из него бутылку коньяка.

– Скотч хорошо пить во время беседы, – сказала она, – но язамерзла, и мне не по себе. Мне нужна хорошая порция бренди. Хотитеприсоединиться?

– Нет, – ответил Мейсон. – Думаю, и вам не стоит этогоделать.

Она уже собиралась налить, но при этих словах развернулась иуставилась на него.