В один из тех дней...

- Лично я нахожу россказни сомнительными, - заявил Маркхем. - Монастыри едва ли были заинтересованы увеличивать силы бога.

- В то время он не был богом в точном смысле. - Именно это и рождает тошноту. До сих пор. Он построил гребаный Шпиль, будучи человеком. Более-менее.

- Бог есть бог, всегда и целиком, воплощенный или нет. Для богов время - сон.

- Потрясающая теория.

Маркхем ощетинился. - Не стану дискутировать о теологии с анханцем.

- Тоже хорошо. В этих темах я любому надираю задницу.

Заходящее солнце бросало кровавые тени на полупустые улицы. Люди расступались перед нами, склоняя головы, дергая себя за вихры. [4] Гриллы падали в торопливом смирении и стояли на коленях, пока взор лорда не минует их.

Белокаменные подходы к главным воротам Шпиля были оборонительным лабиринтом из берм - груд мешков с песком по грудь высотой; каждый поворот открыт выстрелам установленных на козлы ружей - серебристые дула усеивали края первой линии укреплений, а над второй зияли жерла пушек. Конные стражи гоняли фыркающих лошадей вдоль песчано-мешочных стенок, уперев приклады длинноствольных ружей в набедренные пластины. Фургоны и телеги с огриллонами в хомутах тянулись к "бутылочному горлу" единственного пункта досмотра, где хозяйничали двое рыцарей и команда инспекторов в очках с большими линзами, упрощенной версии приборов с таможни. Проезжавшие мимо них фургоны выстраивались на большой площади. Группы огриллонов разгружали их, ящик за ящиком, бочка за бочкой, мешок за мешком, на руках относя каждый груз в Шпиль.

Я всё понял, когда увидел, наконец, главные ворота. То, что от них осталось.

Рваная дыра в лике Шпиля. Почерневшая, пустая.

По сторонам стояли ряды отесанных каменных блоков. Некоторые уже вставили в стены, чтобы восстановить пропавший портал. Границы между старой и новой кладкой были заметны, несмотря на неделю или две шлифовки: старые камни еще несли буроватые следы пожара.

Похоже, бомба была одна, но солидная.

Я приблизился к Маркхему и кивнул в сторону ворот: - Фургон, не так ли? Может, карета. Без возчика. Одни лошади. Кто-то упустил их, и коняги несутся сюда из города...

- Фримен Шейд...

- Вот почему телеги тянут огриллоны. - Я был восхищен эффективностью: и заложники, и тягловый скот. Туда и сюда.

- Фримен, Поборник ждет.

Я еще смотрел на руины ворот. - Что будете делать, когда они решат, что гибель своих стоит уничтожения своры ваших?

Благочестивый лорд покосился, словно нечто неожиданное внезапно мелькнуло в поле зрения. И промолчал.

Вполне понятный ответ.

Бермы и бункеры. Посты и стрелки наготове.

Более чем достаточно.

Отзвук эха в голове... геройская смерть. За честь рода.

- Ладно, ладно. Дерьмо, вот я болван. - Рука обвела все их отчаянные сооружения, системы антитеррора. - И Орбек как-то во всем замешан? Не правда ли?

Маркхем не потрудился ответить.

Во рту стало сухо, кулак в кишках превращался в целый кирпич. - Маркхем?

Маркхем молча шагал.

- Эй, прокляните меня боги. Я с вами говорю...

- А я не отвечаю, фримен Шейд. Мне поручено позаботиться о ваших ранах и проводить к Поборнику. И довольно! - Неучтивое восклицание заставило его ускорить шаг.

- Да ладно. Дайте намек, эй.

Маркхем остановился. Маслянисто-стальной взор заблестел над длинным липканским носом. - Зачем бы?

- Может... чтобы не быть ослиной задницей хоть раз в жизни?

- Фримен, вы грубый, непочтительный и вульгарный человек. Не говорю уж о вашем грязном рте. Какие ваши манеры заставили бы меня оказать вам милость?

- Дерьмо. Если бы я сказал вам что-то в таком духе, мы уже дрались бы...

- Если бы вы сказали такое обо мне, - ответил Благочестивый Лорд тоном, способным заморозить пиво, - стали бы лжецом.

- Ох, вот славно. - Я закатил глаза. - Потому что я не слишком ретиво лизал задницу? Дерьмо, почему сразу не намекнули? Эх, какие славные латы, Маркхем. Вы сами их сделали? А еще мне очень нравятся ваши завшивленные...

Я говорил с удаляющейся спиной.

- Знаете, - бормотал я, волоча дребезжавший дорожный сундук, - наверное, есть тут что-то в клятом воздухе.

Если что-то и было, оно успело пробраться мне в голову: боль словно била тараном. Горячее раздувшееся гадкое месиво собралось за глазами, стуча в такт сердца. Я поморщился от этого пульса; благочестивый лорд обернулся на пути через лабиринт берм пред ликом Ада. - Что же, мы тут и застрянем?

- Поборник ожидает вас в Пурификапексе, на вершине Вечной Хвалы. Вам понадобится транспорт.

Горячий комок в голове не позволил бы спорить. Я лишь поднял глаза к белоснежной тысячефутовой вершине. Велел себе заткнуть пасть и побрел за лордом по добела отмытой мостовой к местному таксопарку.

С сумерками на город опустилась мелкая нужная морось. Сторожевые огни в низких треножниках шипели и плевались. Фонари на дюжине навесов разливали свет и тени. У первого уступа стояли неуклюжие грузовые телеги, огриллоны несли к ним ящики и фляги, ставили внутрь. Тяжелые цепи служили телегам тягой; в каждую впрягались восемь огриллонов, так и сидевших под ярмами, спокойно, головы опущены, выдохи клубятся на вечернем холодке.

Обе дороги, широкими зигзагами взбиравшиеся по сторонам уступа, были расширены и починены с последнего моего посещения: четыре огриллоновых воза могли ехать бок о бок, не цепляясь колесами. Длинные десятиградусные пандусы оканчивались широкими площадками, на которых толпились огриллоны с разными грузами на плечах, вернувшиеся из города, с работы или с рынка. Они ожидали телег, молчаливые и тихие под дождем.

Конные стражники следили, чтобы такими они и оставались.

Нас заметил один из водоносов. Грилл брякнул флягой о мостовую и пал на колени. - Рыцарь!

Затем еще, и еще. Возчики водяных телег спрыгивали с сидений и свистели кнутами над головами грузчиков. Свертки и мешки летели на мокрые камни. Фляги катились, когда водоносы бросались ниц.

По какой-то причине мне вспомнилась Марада, нарезающая осколки из сломанной лодыжки.

Я мысленно видел, как она делает это, словно сейчас: расслаивает кость тонким ножом, делая что-то вроде плоских зубочисток в два пальца шириной, потом чистит ими соединения сабатонов, избавляясь от черной жижи вроде картофельного пюре. Липкой черной картофельной слизи с запашком мяса...

Каменная пыль и песок и свернувшаяся кровь.