– Давайте же, лейтенант, вперед!

Бреже встрепенулся. Вот он повел левой рукой – и лучи уничтожили десяток големов, попросту расплавив им головы, а тела рассыпались сами; вот повел правой – и Поктер, пытавшийся спрятаться за мобилями, мгновенно погиб, буквально разорванный взрывом. Но он успел отдать последний приказ, и стены ангара ощетинились десятками пулеметных стволов. Автоматика, не щадящая никого. Трогганы, големы, техника – пулеметы работали на уничтожение всего живого и неживого вокруг, и выключить их никто, кроме Поктера, уже не мог.

Прошло не больше десяти секунд с того момента, как заработали пулеметы, а во всем ангаре на ногах остались только мы с Бреже, надежно укрытые энергощитом. Все остальные к этому моменту были мертвы, големы уничтожены, а мобили по большей части разрушены.

Пулеметы, так и не пробившие нашу защиту, утихли, исчерпав заряды.

– Там дальше есть еще мобили! – прокричал я, слегка оглохший, но Бреже, тоже трясший головой, будто набрал в уши воды, услышал, кивнул и побрел вперед, осторожно огибая разорванные трупы трогганов и дымящиеся мобили. Кажется, даже для него, пережившего столько всего удивительного за последнее время, сейчас оказалось уже немного чересчур…

Мы дошли до дальней части ангара. Там нашлось несколько уцелевших мобилей. Бреже снял энергощит и внезапно повернулся ко мне.

– А ты вообще кто такой? – спросил он, и я понял по его обезумевшему взгляду, что если ему в моем ответе хоть что-то не понравится, он убьет меня тут же и без раздумий.

– Моя фамилия Максимов, вы также знаете меня как лейтенанта Логана. Мы встречались в доме Греве в 1943 году, потом вместе путешествовали, а затем вы нас внезапно покинули…

– А, русский! – Бреже ничуть не удивился. – Теперь я вас узнал. Вы, русские, все до ужаса наглые и бесцеремонные! Думаю, только вы могли рискнуть и попытаться вытащить меня отсюда. Ладно, залезайте в эту повозку, нам пора убираться!

Интересно, как это он понял, что я не вру? Неужели он может видеть сквозь форму-тело? И что он видит? Душу?…

Нам больше никто не мешал. Даже если из охранников базы кто-то и выжил, он уже не пытался препятствовать нашему побегу. Хотя я опасался, что кто-нибудь включит очередные заградительные редуты, пытаясь нас остановить, а француз слишком расслабился, решив, что все уже позади, и не восстанавливал энергощит. Напротив, казалось, ему уже все равно, получится у нас выбраться отсюда или нет.

Туннель мы проехали – Бреже даже задремал на время – и вновь оказались в бескрайней степи, без малейших признаков цивилизации. И нас даже никто не преследовал. Это, конечно, тоже было понятно – на базе, скорее всего, не осталось никого, кто мог бы за нами следить или помешать, а других трогганских баз поблизости не размещалось, и экстренно перебросить резерв они не могли. Через пару километров я спросил Бреже:

– У вас есть цель, лейтенант?

Француз приоткрыл глаза и ответил:

– Вы обещали доставить меня домой. Я думал, вы знаете, что делаете!

Вообще-то я мог полагаться лишь на те данные, которые вложил в меня гипноизлучатель Груши, и карту вполне представлял, понимая, в каком направлении стоит двигаться дальше, чтобы выполнить обещание, данное айву, и доставить пленника в точку назначения. Я лихо повел мобиль сквозь прерию в сторону горной гряды, естественным барьером разделявшей территории трогганов и айвов.

Секретная база трогганов, которую мы так успешно разгромили, располагалась на достаточном расстоянии от гряды, и просто добраться до места было еще недостаточно, нужно было перевалить через гряду, но я выбрал такой маршрут, на котором нас никто не стал бы искать. Традиционно считалось, что гряду в этой точке пересечь невозможно, поэтому и охраны имелся лишь необходимый минимум. Но чтобы создать верное впечатление о том, что нас ожидало, я должен был воспроизвести несколько воспоминаний непосредственно из головы Слапома.

Он был там лишь раз, у горной гряды, но этого раза хватило на всю жизнь. Ярче впечатления в сознании Слапома я не нашел, хотя повидал он многое. Все, что помнил он, я тоже мог вспомнить, пусть и не в виде четкой картинки, а скорее как нечто размытое, окрашенное полутонами, словно почти забытый сон. Я видел скалы, уходящие в небеса. И, будь я даже альпинистом-профи, мне ни за что не преодолеть гряду, даже в самом ее низком месте. Но это единственный шанс для нас – попытаться прорваться там, где от нас этого никак не ждут. Дрох предположит что угодно, но только не прорыв через гряду. Он пошлет группы перехвата совсем в других направлениях, а когда сообразит, в чем дело, будет уже поздно. Поэтому я и двинул мобиль напрямик через прерию кратчайшим маршрутом, опасаясь лишь, что преследователи настигнут нас, прежде чем мы успеем затеряться в горах.

Бреже молчал, прикрыв глаза, – может, опять задремал. Я его не беспокоил. Пусть отдыхает. Телу Слапома не требовался сон в таком количестве, мое второе сознание вело мобиль, сам же я на время отключился, размышляя о последних событиях.

Поктер пожертвовал собой и всеми своими подчиненными при попытке убить нас, точнее, даже не нас, – зачем ему я? – а Бреже. И это несмотря на прямой приказ руководства! Был ли он прав? Несомненно! Француз представлял собой немыслимую угрозу! Трудно даже представить, какие силы он обрел благодаря столпу. То, чему я уже стал свидетелем, лишь часть его новых возможностей, всего-навсего проба пера, разминка, первые шаги ребенка, который еще не совсем знает, на что он способен. Чему еще его научил столп?

Что, если лейтенант прав, и он обрел божественные силы? Я – атеист до мозга костей, но сейчас и я почти поверил в слова Бреже о его новой сущности. Он назвался богом, прародителем жизни на земле. А вдруг он не врет? И сейчас я своими руками отдам его айвам? А если они сумеют договориться? Силы француза и опыт айвов, вкупе с технологиями примкнувших к ним трогганов, – это такая коалиция, противостоять которой не сможет никто.

И я своими руками помогаю готовить подобное супероружие, способное сокрушить мой мир! Стоит ли моя жизнь, жизни моих друзей этого? Потенциальная опасность внезапно показалась мне настолько великой, что я взглядом поискал какое-нибудь оружие, но под рукой ничего не оказалось. Иначе я, не задумываясь, попытался бы убить Бреже… чем бы это в конечном итоге для всех ни обернулось.

– Русский, о чем вы думаете? – Француз словно прочел мои мысли. Он повернулся ко мне, со странным выражением вглядываясь в морду Слапома.

– Ни о чем.

– Врете! – заявил Бреже. – Вы поняли, что я опасен не только для ваших врагов, но и для ваших друзей. Не так ли?

– Так, – кивнул я, прикидывая, успею ли я вцепиться в его горло зубами или лейтенант первый применит ко мне силу столпа.

– Русский, поймите, я – человек! Пусть я внезапно стал еще и богом… Я не чудовище и не собираюсь причинять вред своим.

Говорил он складно, только вот я прекрасно помнил уроки пережитой войны, в которой иногда очень сложно понять, кто свой, а кто чужой, и принадлежность к одному виду и народу вовсе не мешала людям творить зверства против своих же.