— Принести пахлавы? — спросила женщина с легким акцентом, и Громов впервые подумал, что даже не подозревает, сколько ей лет. Черный платок плотно окутывал все лицо, закрывая лоб, обнажая только широкий нос и половину щек без морщин.

— Принеси, — кивнул Воронцов. — Скоро Ленечка придет… Он составит нам… — Дядя вдруг осекся, вспомнив, что сына больше нет. — Господи, дай мне силы пережить мое горе! Говорят, Бог посылает испытания, которые человек в силах выдержать. Иногда мне кажется, что это не так. Я пережил смерть жены, но смерть сына… Как пережить это? — Он закрыл лицо руками.

— Дядя, — Виталий осторожно дотронулся до вздрагивавшего плеча, — ты позвал меня, чтобы о чем-то поговорить, показать мне какое-то письмо. Где оно? Что там написано?

Вадим Сергеевич отнял руки от лица, залитого слезами:

— Да, да, я нашел в шкатулке отца одно письмо. Может быть, Бог послал мне его, чтобы облегчить страдания. — Он протянул руку к письменному столику, на глянцевой поверхности которого лежал старый конверт, и передал его Громову: — Прочти.

Молодой человек посмотрел обратный адрес на конверте: «Город Приморск». Обратил внимание на выцветшие чернила.

— Видимо, его писали лет пять назад, — предположил он.

— Семь, — поправил его дядя. — И все семь лет оно провалялось у отца в шкатулке. Он ничего мне не сказал, потому что… Ну, ты сам сейчас все поймешь. Читай.

— Отправитель — Собченко Марина Владимировна, — пробормотал Виталий — Вероятно…

— Да, я ее знаю, — нетерпеливо перебил Воронцов. — Читай, или я сейчас сойду с ума!

Громов вытащил из конверта пожелтевший листок в клеточку, вероятно, вырванный из ученической тетради. Округлые буквы… Четкие, понятные… Да, писала явно женщина.

«Здравствуй, Вадим, — прочитал он. — Не могу назвать тебя ни любимый, ни дорогой. Я всегда помнила те слова, которые ты сказал мне в Приморске, и не забыла, что сказала в ответ. Согласись, за все годы я тебя ни разу не потревожила и еще столько же не давала бы о себе знать, но через девять месяцев после твоего отъезда у нас — я подчеркиваю это слово — у нас родилась дочь Машенька, похожая на тебя. Сейчас ей уже одиннадцать лет, и я продолжаю врать, что ее отец был, как и я, геологом и погиб в одной горной экспедиции. Сегодня она опять спрашивала меня об отце, то есть о тебе, и я подумала, что, вероятно, не имею права говорить ей неправду. К сожалению, мне не с кем посоветоваться, мама умерла в прошлом году. Ты помнишь ее? Мы старались скрывать свои встречи, а она все равно застукала нас в палисаднике и изрекла пророческую фразу, что от таких встреч рождаются дети. Она была мне верным советчиком, и ее очень не хватает. Подругам я не доверяю. Вот почему решила написать тебе. Как ты посоветуешь мне поступить? Если я расскажу правду, вдруг Маша захочет увидеть тебя? Готов ли ты к такой встрече? Нужна ли тебе еще одна дочь? Сразу оговорюсь, что нам с ней от тебя ничего не нужно. Ни-че-го, понимаешь? Я работаю, мы живем скромно, но ни в чем не нуждаемся. Если ты захочешь ее увидеть, это будет просто встреча — и все. А если нет… Что ж, ты останешься геологом, похороненным в крымских горах. Жду ответа с решением, какое бы оно ни было. Марина». Виталий почувствовал, как его лоб покрылся холодным потом.

— Дядя, ты действительно знал эту Марину? — спросил он, моргая. — И у вас было… в общем, все, о чем она пишет?

Вадим Сергеевич нервно подергал мочку уха, пока она не заалела.

— Было, было, прошу, не осуждай меня! — почти прокричал он. — Мы с Лилей поссорились, и я поехал на курорт один. Там встретил Марину. Она в одиночестве гуляла по набережной, такой красивой набережной, с пальмами и этими… забыл, как их называют… растениями с колючими листьями. Помню, смуглую кожу оттеняло светло-голубое платье, светлые волосы, слегка выгоревшие на солнце, падали на плечи. Старушка у фонтана продавала цветы. — Он провел руками по лбу, прорезанному глубокой, будто колея, морщиной. — Цветы были тоже голубого цвета, по-моему, садовые незабудки. Я купил самый большой букет и подошел к девушке: «Это вам». До этого я не видел ее лица, но мне почему-то казалось, что оно так же прекрасно, как фигура и волосы. И не ошибся. Она обернулась, и я увидел овальное лицо с тонкими чертами и огромными фиалковыми глазами. Я протянул ей букет и повторил: «Это вам». — «Но почему? — Ее улыбка была прелестна, зубы блестели, как жемчуг. — Разве мы с вами знакомы?» — «Уже да. — Ее присутствие делало меня смелым, дерзким. — Меня зовут Вадим. А вас… постойте, дайте угадаю… У вас такие глаза… Если бы существовало такое имя — Фиалка, я бы сказал, что вас зовут именно так. Но такого имени нет. Значит… Марина…» Ее прелестный ротик приоткрылся: «Вы знали?» Я покачал головой: «Нет, Марина в переводе «морская». Если бы вы сказали, что вас зовут по-другому, я бы вам не поверил». — «Я не собираюсь отпираться. — Марина наконец взяла букет. — Спасибо. Но зачем?» — «Вы мне понравились, — признался я. — Давайте прогуляемся по набережной. Покажите мне город. Видите ли, я тут уже второй день, но ничего, кроме пляжа, еще не видел, даже на набережную выбрался впервые». — «Хорошо, давайте, я покажу вам город. — У Марины была прелестная улыбка. — Только учтите, что самые большие достопримечательности — это пляжи. Набережная, нечто вроде дворца царицы Савской в Приморске». Дядя опустил голову. Впервые на губах с опущенными уголками появилось нечто вроде улыбки. — Вот так и завязались наши отношения, — признался он. — Марина знала о моей семье, знала, что я никогда не оставлю Лилю.

— Она не была замужем? — тихонько вклинился Виталий в его воспоминания.

— Была, но давно, когда-то — так Марина сама говорила, в другой жизни, — ответил Вадим Сергеевич.

— Она хотела от тебя ребенка? — Громов продолжал сыпать вопросами.

Он ненавидел курортные романы. Солнце, теплое море, страсть, которой, казалось, насыщен воздух, — все, по его мнению, располагало не к любви — к разврату. И дядя, являвшийся для него примером, не стал исключением.

— Она словом не обмолвилась о ребенке, — признался Воронцов. — Не думал об этом и я. Между нами было… Как тебе лучше объяснить? Ты читал «Солнечный удар» Бунина? Страсть захватила нас, поразила, как солнечный удар, и мы отдались ей. Каждый день мы проводили как последний, потому что знали, что после моего отъезда никогда не увидимся.

— Откуда же она узнала твой адрес? — удивился Виталий и почесал затылок.

Вадим Сергеевич опустил голову:

— Я дал ей его… На всякий случай. Ты не думай о ней плохо, Марина не хотела его брать. Но я заставил… Мало ли что…

— Да, мало ли что, — вздохнул Громов. — И что ты намерен делать?

— Как что? — поразился Воронцов. — Отыскать свою дочь, конечно, и помогать ей по мере сил.

— У тебя есть дочь, — буркнул детектив, — и ей, возможно, не понравится наличие сводной сестры. Светка будет страдать. Ты считаешь, она это заслужила? Кстати, как она отреагировала на смерть Леонида? Или ты ей еще не сказал?

Молчание Громов воспринял как знак согласия. Его сестра еще не знала о смерти Леонида.