Константин Сергеевич попросил рыбу.

Ангелина Петровна редко обедала вместе с сотрудниками, можетбыть, раз в месяц. Но сотрудники этот раз ценили, потому что любили, уважалисвою начальницу, а ее личного расположения готовы были добиваться любымспособом. И самый простой из них – приносить ей компот во время обеда.

– На ноябрьские в Эмираты поеду! – мечтательнопроизнес Константин Сергеевич, обильно поливая рыбу лимонным соком.

– Там бывает очень жарко в это время, – произнеслаАнгелина Петровна, – до пятидесяти градусов.

Ангелина Петровна отказалась от десерта, КонстантинСергеевич, из солидарности, тоже.

– Как наш новенький? – спросила она, слегкавытирая губы льняной салфеткой. Так, чтобы не стереть помаду.

– Внес некоторое разнообразие в жизнь отделения, –улыбнулся доктор.

– Вам все разнообразия не хватает? Пойдемте.

В холле их сразу же встретил новенький. Он был одет вабсолютно прозрачную черную рубашку, со вставкой из черной сеточки на спине,джинсы, отделанные разноцветными камнями, и кожаные шлепанцы. Его глаза быличуть-чуть подкрашены.

– Здравствуйте! – протяжно проговорил он высокимголосом, очень манерно. – Значит, это вы будете мои мучители?

– Мучить вас никто не собирается, – улыбнуласьАнгелина Петровна.

– Тюремщики! – закричал молодой человек.

– У нас не принято так громко кричать, – мягкопроизнесла Ангелина Петровна.

– Я объявляю голодовку до тех пор, пока меня невыпустят отсюда! И не вернут мобильный.

– Мне не хочется вести разговор в таком тоне, – АнгелинаПетровна кивком головы попрощалась с новеньким пациентом.

– Это потому, что вы привыкли общаться с сумасшедшими!А я – нет! Я не псих! И вы прекрасно это знаете! – крикнул он ей вслед.

Константин Сергеевич обернулся, чтобы что-то ответить, нопоймал взгляд главного врача и послушно пошел за ней.

Она открыла дверь в самую последнюю палату, они молча зашливнутрь. На кровати лежал с закрытыми глазами, видимо спал, очень пожилоймужчина. Услышав звуки входящих людей, он шевельнулся, но Ангелина Петровназаботливо убрала его руку под одеяло, улыбнулась и произнесла:

– Тш-ш-ш. Попозже зайдем.

Мужчина закрыл глаза, доктора вышли.

Только когда они оказались в кабинете Ангелины Петровны,Константин Сергеевич заявил:

– Гомосексуализм – это не сумасшествие!

– Попробуйте объяснить это его дедушке. – АнгелинаПетровна закурила.

– И сколько мы здесь будем его держать? – Насчетголодовки, это он серьезно?

– Ну, от завтрака отказался.

– Что было на завтрак?

– Обычный, континентальный: яйца, круассаны.

– Пусть свяжутся с его родными, выяснят, что он тамбольше всего любит. И приготовьте на ужин.

– На обед или на ужин? Он еще не обедал.

– На ужин. На обед – пусть еще повыпендривается.

– Я понял… Оля просит телефон. Ангелина Петровнавнимательно посмотрела ему в глаза.

Невозможно. Шансов на то, что она помнит номер своихродителей, мало. Но они все же есть. Рисковать нельзя.

– В телефоне отказать.

– Ангелина Петровна? – Доктор стоял уже околодвери, когда неожиданно обернулся.

– Да? – Она уже было потянулась за телефоном, ноположила его обратно.

– Про наше отделение пациенты анекдоты рассказывают.

Вопросительный взгляд Ангелины Петровны, брови немногодомиком.

– Как попасть в дурку? – весело начал КонстантинСергеевич. И продолжил: – На вопрос «скорой помощи», отчего «белка», ответить:от Луи Тринадцатого! [3]

– Я вас больше не держу. – Ангелина Петровна умелапроговаривать подобные фразы с милой улыбкой.

– Извините, – смутился Константин Сергеевич ипобыстрее захлопнул за собой дверь.

– Котенок? – Ангелина Петровна не дождаласьответа. На другом конце провода, видимо, нажали красную кнопку.

Ангелина Петровна набрала «повтор».

– Тигренок?

– Р-р-р.

– Что делаешь?

– Никак не могу вылезти из постели.

– А зачем тебе вылезать?

– Тебя послушать, так я все время должен находиться впостели и ждать тебя.

– Неплохо.

– А мне хочется сделать что-нибудь великое. Вот ясейчас встану и пойду сделаю что-нибудь. Такое! Ух! А ты потом будешь мной гордиться.

– Я и так горжусь.

– Нет, ты гордишься собой.

– Ну, что ты начинаешь?..

– Я не начинаю.

– Поспи еще немного.

– Вот-вот.

– Целую тебя. И пусть тебе приснятся прекрасные сны: мыс тобой.

– А мне только это и снится. Что еще?

– А этого мало?

– Не знаю. Наверное, нет.

– Ну, вот видишь. Я тебя целую. – Целую тысячураз.

– А я миллион.

– А я миллион один.

– У меня вторая линия. Целую! Целую! Целую!

Она не отключилась, пока Аркаша не сказал: пока!

Это была Ирина.

– Что случилось? Мне звонили, но я ничего не поняла!Все же было уже нормально!

Она, конечно, очень нервничала, но вида не подавала. ИАнгелина Петровна отвечала ей в тон: так было у них заведено, уже давным-давно,говорить о Пете так, словно это совершенно посторонний человек.

– Глубокая реактивная депрессия. Был какой-то внешнийраздражитель… Ты же знаешь, как это бывает…

– И что? Голоса?

– Нет. – Ангелина Петровна даже улыбнулась. –Паровоз. И так увлек этим все отделение, что его сосед возомнил себяэлектровозом. Еле успели, когда он пытался подзарядиться от розетки.

– Ужас! – прошептала Ирина.

– Еще пару дней. Максимум.

– Я приеду.

– Он в надзорной.

– Я поняла.

– Зайдешь?

– Если успею.

Ангелина Петровна снова набрала Аркашин номер. Он неотвечал. Наверное, заснул. Котенок.

Маруся постучала в комнату, где жила девушка с хвостом.