До закрытия магазина, в который спешила Ангелина Петровна,оставалось полчаса.

«Успею, – решила она, – хотя, конечно, напрасноводителя отпустила, он такие тайные тропы знает!»

На всякий случай позвонила в магазин, попросила еедождаться.

Дождались. Она опоздала на две минуты.

Открывая дверь в бутик, Ангелина Петровна представила себе,что управляющая магазином стоит у входа и, как судья секундомер, держит в рукахее вожделенный «Турбийон». За 240 тысяч евро. С ремешком из кожи аллигатора сзолотой застежкой.

Часы – мечта, часы – настроение, часы – романтика. АнгелинаПетровна заказала их шесть месяцев тому назад.

– Поздравляем! – произнесла управляющая с такойулыбкой, с какой обычно вносят торт со свечами.

– Спасибо, – ответила Ангелина Петровна и поискалаблестящими глазами свою обнову.

– Вот они. – Управляющая взмахнула рукой, словноволшебница, и продавщица вынесла в зал огромную квадратную коробку. Открыла.

– Циферблат из австралийского опала. Как вы и хотели.

Застежка часов захлопнулась на запястье легко и изящно, исамо запястье стало как будто тоньше и нежнее.

Аркаша позвонил, когда Ангелина Петровна уже садилась вмашину.

– Привет, тигренок, – улыбнулась Ангелина Петровнатрубке, часам, Аркаше, заходу солнца, гаишнику и собственным мыслям.

– Привет. Я отлично поплавал. А ты где была? Я позвонилсначала на работу…

– В «Третьяковке».

– Да? Здорово. Что-нибудь купила?

– Пришли мои часы.

– Поздравляю! Это надо отпраздновать!

– Давай.

– Что-нибудь китайское?

– «Шатуш»!

– Отлично! Сначала салат с уткой, потом роллы, потомкальян виноград с клубникой.

– Я буду через двадцать минут.

Аркаша был в сиреневой рубашке, рваных джинсах и с мокрымипосле бассейна волосами. Волосы слегка завивались в кудряшки, их хотелосьтрогать руками, накручивать на палец, ерошить, а потом заново приглаживать.

Обычно ничего подобного в ресторанах Ангелина Петровна себене позволяла.

Но сегодня был какой-то особенный день. Все казалосьвозможным, настоящим и правильным.

Аркаша пускал клубы виноградного дыма и снисходительноулыбался.

– Часы делают твои ручки шаловливыми. Можно, ты будешьпочаще покупать себе часы?

– Это ты делаешь мои ручки шаловливыми. Это ты вседелаешь! Ты! Ты! Ты!

– Ну, хорошо – я. Мне это даже нравится.

– А мне нравишься ты.

– А мне теплые роллы.

– А мне ты и теплые роллы, только если есть их с тобой.

– А мне если с тобой, то можно и без роллов.

– Врешь!

– Не вру!

– В Москву привезли Пабло Пикассо, портрет «Анхеля деСото».

– Да?

– Ага. Его будут продавать на Christie's через парумесяцев. Стартовая цена – 60 миллионов.

– Ого!

– Не ого, а ого-го! Это же Пикассо! Помнишь, я подарилтебе альбом?

Официантка в короткой бежевой юбочке принесла два бокалашампанского.

– Помню. «Девочка на шаре».

– Умница. И в особняке Шехтеля на Тверской будетзакрытый прием. Туда привезут картину. Нам обязательно надо попасть в список.Слышишь?

– Зачем? – Ангелина Петровна нахмурилась. –Я, например, не собираюсь покупать ничего, что стоит 60 миллионов. Тем болеекартину. Ты, по-моему, тоже.

– Об этом можешь мне не напоминать! – Аркашаотодвинул свой бокал, отвернулся в сторону. Вода в колбе кальяна забулькала,заполняя паузу в разговоре.

– Аркаша! Не начинай! Прошу тебя. Просто ты долженпонимать, что там соберутся люди, которые будут потенциальными покупателями. Ачто там должна буду делать я? Притворяться, что тоже прикидываю, подходит лимне этот портрет под мои занавески?

– Смотреть! – воскликнул Аркаша, и соседний столудивленно оглянулся на него. – Наслаждаться! Это удивительное полотно! Оноуедет в частную коллекцию, и ты больше никогда не сможешь увидеть его! Понимаешь?Ты, может быть, будешь жалеть об этом всю жизнь!

– Аркаша, котенок, успокойся.

– Не называй меня котенком!

– Хорошо. Успокойся. – Ангелина Петровна прикуриласигарету на длинном, одного цвета с ремешком от часов мундштуке.

– Я хочу видеть эту работу.

– Это неприлично. Мы не можем туда пойти.

– Неприлично хотеть увидеть шедевр?

– Давай не будем ссориться.

– Я все равно попаду туда!

Ангелина Петровна вздохнула.

– Хорошо. Я постараюсь что-нибудь придумать, надоузнать, кто организовывает прием.

– Ты – чудо!

– А ты – как маленький ребенок!

– Ты – самая лучшая! Я без тебя умру!

– По-моему, ты умрешь без Пикассо.

Циферблат часов тускло отсвечивал низкое пламя свечи настоле, аллигатор нежно поглаживал кожу. Аркашины волосы высохли, беспорядочнымилоконами падали на глаза, которые были так широко распахнуты, словно всявселенная умещалась в одном их взгляде.

– Ты – чудо! – прошептала Ангелина Петровна,сдувая с Аркашиного уха прядки волос.

– Я люблю тебя, – прошептал Аркаша и выпустил дымдвумя аккуратными колечками. Они одновременно воспарили над столом, намгновение переплелись так, как переплетаются кольца на свадебных автомобилях, ирастворились в и без того насыщенном воздухе ночного московского ресторана.

Капля за каплей, в этой белой комнате с диваном в стилехай-тек, в Марусю вливали не лекарство, как думала медсестра в реперскоишапочке, это были воспоминания.

Она и Ее Великая Первая Любовь едут к Марусиной бабушке. Этоее, Маруси, гениальное изобретение. Под названием: «Где срочно взять деньги впятницу вечером? »

Приехать к бабушке. Со своей Великой Первой Любовью. Слегкапригладить ему волосы в лифте и настроиться не хихикать.

Бабушка рада неожиданной встрече, тем более что она толькочто слушала радио. Про наркоманов. И очень переживает по этому поводу.

– Ты не принимаешь наркотики? – Она пытливозаглядывает внучке в глаза.

– Да ты что, бабуль! – успокаивает Маруся, итолько после этого бабуля обращает внимание на молодого человека.