Ко мне вернулись две фразы из рассказа Айзека Динессона,фразы, достаточно обеспокоившие меня, чтобы заставить запомнить их, несмотря нато, что в то время я был Карлом Кори: «… Немногие люди могут сказать о себе,что они свободны от веры в то, что этот мир, который они видят, является вдействительности плодом их воображения. Довольны ли мы им, гордимся ли имтогда?» Краткая философская сводка любимого времяпровождения нашей семьи.Создаем ли мы отраженные миры? Или они есть там независимо от нас, дожидаютсяуслышать звук наших шагов? Или есть несправедливо исключенная середина. Этодело, скорее, более-менее, чем или-или? В горле у меня вдруг поднялся сухойсмешок, так как я понял, что могу никогда не узнать ответа наверняка. И все же,когда я подумал о той ночи, есть такое место, где приходит назад «Я», место гдесолипсизм не является более правдоподобным объяснением посещенных намиобластей, найденных нами вещей. Существование этого места, этих вещей говорит,что здесь, по крайней мере, есть разница, а если здесь, то она навернякатянется «назад через дали Отражения тоже информируя тех, что я не-я», двигаянаши эго обратно к меньшей стадии. Потому что это, чувствовал я, было именнотакое место, место, где «довольны ли мы им, гордимся ли мы им?» необязательноприменимо, как могли быть применимы ближе к дому разорванная долина Гарната имое проклятие. Во что бы там я, в конце концов, ни верил, я чувствовал, что вотвот вступлю в страну совершенного не-я. За этим пунктом моя власть надОтражениями вполне может потерять силу.

Я выпрямился в седле и прищурился от света пламени. Я сказалЗвезде одно слово и тряхнул поводьями. Мы двинулись вперед.

Какой-то миг это было похоже на скачку в тумане. Только онбыл намного ярче и не было никаких звуков. Затем мы падали, падали илидрейфовали? После первоначального пока было трудно сказать. Сперва былоощущение спуска, наверное, усиленное тем фактом, что Звезда запаниковала, когдаэто началось.

Но лягать было нечего и, спустя некоторое время Звездапрекратила всякое движение, если не считать, что она дрожала и тяжело дышала.

Я держал поводья правой рукой и стискивал Камень левой. Незнаю, уж что я повелел, и как именно я это достиг, но мне хотелось пройти черезэто место яркого ничто, чтобы снова найти свой путь и двигаться дальше до концапутешествия.

Я потерял счет времени. Ощущение спуска исчезло. Двигался лия или всего лишь парил? Невозможно сказать. Была ли к тому же яркостьдействительно яркостью? И это омерзительное безмолвие… Я содрогнулся. Здесьбыло даже большее сенсорное лишение, чем в дни моей слепоты в моей старойкамере. Здесь ничего не было — ни звука прошмыгнувшей крысы, ни скрипа о дверьмоей ложки, ни влажности, ни холода, ни структуры. Я продолжал тянуться…

Мерцание.

Оно казалось каким-то разрывом визуального поля, справа отменя, почти неуловимым в своей краткости. Я потянулся и ничего не почувствовал.Оно было таким кратким, что я не был уверен, произошло ли оно на самом деле.Оно легко могло быть галлюцинацией.

Но оно, казалось, произошло вновь, на этот раз слева отменя. Насколько долгим был интервал между ними, я не мог сказать.

Затем я услышал что-то вроде стона, лишенногонаправленности. Этот тоже был очень коротким.

Следующим — и я в первый раз был уверен — возник серо-белыйландшафт, похожий на лунную поверхность. Возник и пропал, наверное, всего засекунду в малом районе моего поля зрения, влево от меня. Звезда захрипела.

Справа от меня появился лес — серо-белый — кувыркающийся,как будто мы миновали друг друга под какими-то невозможными углами. Осколокмалого экрана, меньше чем в две секунды.

Затем куски горящего здания подо мной… Бесцветность… Обрывкивоя над головой…

Призрачная гора, процессия с факелами восходящая на нее, пото подымающейся, по то опускающейся тропе на ближайшем склоне…

Женщина, висящая на суку дерева, тугая веревка вокруг еешеи, голова скривилась набок, руки связаны за спиной.

Горы, перевернутые вверх ногами, белые, черные тучи надними…

Щелчок.

Крошечная дрожь вибрации, словно мы на миг коснулись чего-тотвердого. Затем пропало…

Мерцание.

Головы — катящиеся, истекающие черной кровью… Смешок изниоткуда… Снова белый свет… Снова белый свет…

Щелчок. Мерцание…

На время одного удара пульса мы скачем по тропе подполосатым небом. В тот миг, когда она пропадает, я снова тянусь к ней черезКамень.

Щелчок. Мерцание. Щелчок. Громыхание.

Каменистая тропа, приближающаяся к высокому горномуперевалу… Мир все еще одноцветен… За моей спиной грохочет вроде грома…

Я завертел Камень словно ручку фокусировки, когда мир началтаять. Он снова вернулся… Два. Три. Четыре… Я считал удары копыт… удары сердца,перекрывая воющий фон… Семь, восемь, девять… мир стал ярче. Я сделал глубокийвдох и тяжело выдохнул. Воздух был холодным.

Между громом и его эхом я услышал шум дождя. Но на меня неупало ни капли.

Я быстро оглянулся.

Огромная стена дождя стояла метров в ста позади. Я могразличить сквозь нее лишь самые смутные очертания горы. Я причмокнул языкомЗвезде, и мы двинулись немного побыстрее, поднимаясь по почти ровному участку,ведшему меж двух, похожих на башни пиков. Мир впереди все еще был этюдом вчерных, белых и серых тонах, небо передо мной разделялось сменяющимися полосамитьмы и света. Мы вышли на перевал.

Я начал дрожать. Мне хотелось натянуть поводья, отдохнуть,поесть, покурить, пройтись пешком. И все же я был близко от грозы, чтобыпотворствовать себе.

Стук копыт Звезды эхом отдавался по перевалу, где каменныестены круто поднимались вверх с обеих сторон под этим зебровым небом. Янадеялся, что эти горы прорвут этот грозовой фронт, хотя я чувствовал, что онине смогут. Это была не обыкновенная гроза и меня возникло тошнотворное чувство,что она тянулась всю дорогу назад, до самого Амбера, и что я попал бы в силки изаблудился в ней навек, если бы не Камень.

Когда я наблюдал за этим странным небом, вокруг меня, делаямой путь ярким, начал выпадать буран из бледных цветов. Воздух наполнилсяприятным ароматом. Гром у меня за спиной смягчился.

Мир был охвачен сумеречным ощущением, под стать освещению, икогда я выбрался с перевала, я посмотрел вниз в долину причудливой перспективы,с расстояниями, не поддающимися измерениям, наполненную шпилями и минаретами,отражавшими лунообразный свет полосатого неба, напоминание о ночи в Тир-наНог-те, усеянную похожими на зеркала озерами, пересекаемую проплывающимидухами, местами казавшейся почти террасированной, в других естественной иволнистой, лишенную всяких признаков обитания.