Похоже, наступал конец тому, что казалось мне вечностью.

Я попробовал пошевелить пальцами ног. Успешно. Ноги ячувствовал, хотя они и были в гипсе. А сам я лежал распростертым на больничнойкойке.

Я зажмурился, потом снова открыл глаза.

Стены комнаты наконец перестали качаться.

Где же я, черт побери?

Туман в голове понемногу рассеивался; в нем, словно островав океане, стали возникать обрывки того, что некогда было моей памятью. Явспоминал бесконечно долгие ночи, бесчисленных сиделок, инъекции, инъекции,инъекции… стоило мне чуточку прийти в себя, как тут же кто-нибудь являлся ивсаживал в меня шприц с какой-нибудь дрянью. Да, так оно и было. Это явспомнил. И пусть я только наполовину пришел в себя, инъекции им придетсяпрекратить.

Но захотят ли они их прекратить?

Почему-то упорно думалось: вряд ли.

Эта мысль пробудила в моей душе естественные сомненияотносительно чистоты любых, даже самых лучших человеческих побуждений. Менядлительное время пичкали наркотиками, осознал я вдруг. Причем без особых на топричин, судя по тому, как я себя чувствую. Так что, если им за это платят, скакой стати они вдруг прекратят инъекции? Нет, действовать надо оченьосторожно, сказал мне мой внутренний голос. Надо продолжать притворяться, чтодурман еще действует. Внутренний голос принадлежал худшей, хотя и более мудрой,половине моей души.

Я последовал его совету.

Минут через десять дверь приоткрылась, на пороге возникламедсестра. А я лежал себе и похрапывал. Сестра тут же удалилась.

Теперь мне уже удалось кое-что восстановить в памяти.

Я смутно припоминал, как попал в какую-то аварию илиавтомобильную катастрофу; потом — сплошное черное пятно. О том, что было доаварии, я тоже не имел ни малейшего представления. Но помнил, что сначалаугодил в больницу, а уже потом сюда. Зачем? Неизвестно.

Ноги мои совсем отошли и явно годились для того, чтобы наних стоять, хотя я понятия не имел, когда они были сломаны. А то, что они былисломаны, я знал точно.

Я попытался сесть. Это оказалось непросто: тело было, каккисель. За окном стояла темная ночь — яркие звезды, бесстыдно красуясь в небе,смотрели на меня. Я подмигнул им и спустил ноги на пол.

Перед глазами все поплыло, однако вскоре в головепрояснилось, я встал, держась за спинку кровати, и сделал первый шаг.

Нормально. Ноги держат. Итак, теоретически я уже в состоянииотсюда выйти.

Я снова залез в постель, вытянулся на спине и стал думать.От совершенных усилий и слабости меня знобило, я весь взмок, во рту стоялпротивный сладковатый вкус, поташнивало, мерещились засахаренные сливы и томуподобное.

Подгнило что-то в Датском Королевстве…

Да, это точно была автомобильная катастрофа. Черт знает что…

Приоткрылась дверь, сквозь щель в палату ворвался потоксвета. Я чуть опустил веки и увидел, что это снова сестра со шприцем в руке.Этакая могучая матрона с широченными плечищами.

Когда она подошла совсем близко, я неожиданно приподнялся исел на постели.

— Добрый вечер! — сказал я.

— Ох! Добрый вечер, — ответила она.

— Когда меня выписывают? — спросил я.

— Об этом надо узнать у доктора.

— Ну так узнайте.

— Пожалуйста, поднимите рукав.

— Да нет, спасибо, больше не надо.

— Но мне необходимо сделать вам укол.

— Нет, никакой необходимости в этом нет.

— Так доктор велел!

— Вот пусть доктор придет и сам мне об этом скажет. Апока что я категорически против.

— Но мне же приказано…

— Эйхман тоже так говорил, а чем кончил? — Яукоризненно покачал головой.

— Хорошо, — вздохнула медсестра. — Мнепридется доложить…

— Пожалуйста, докладывайте, — сказал я. —Заодно сообщите доктору, что я утром намерен выписаться.

— Нет, это невозможно! Вы ведь даже ходить еще не всостоянии! И у вас серьезные повреждения внутренних органов…

— Ладно, посмотрим, — кивнул я. — Спокойнойночи.

Она вылетела в коридор, ничего не ответив.

А я снова лег и стал думать. По-видимому, я нахожусь вкакой-то частной лечебнице. Значит, кто-то платит за мое пребывание здесь.Интересно, кто? Никаких родственников я вспомнить не мог. Друзей тоже. Кто жетогда платит? Враги?

Я еще немного подумал.

Ничего не придумывалось. Ни малейшей идеи насчетпредполагаемого благодетеля.

Вдруг я вспомнил: моя машина летит под откос на горнойдороге и падает в озеро… Дальше — полный мрак.

Я был…

От напряжения я снова весь покрылся испариной.

Я не знал, кем я был раньше.

Чтобы отвлечься, я сел и быстренько разбинтовал себя. Подбинтами все давно зажило; похоже, их давно пора было снять. Потом я разбил гипсна правой ноге металлическим прутом, вынутым из спинки кровати. Мною овладелостранное чувство: казалось, что нужно как можно скорее отсюда смыться, чтобыуспеть сделать нечто важное.

Я попробовал встать на правую ногу. Нормально.

Потом я разбил гипс и на левой ноге, встал и потихонькупошел к шкафу.

Пусто. Одежды там не было.

В коридоре послышались шаги. Я снова лег, прикрыв простынейснятые бинты и куски гипса.

Дверь опять приоткрылась.

В палате вспыхнул яркий свет; на пороге высился здоровенныйдетина в белом халате, смахивавший на быка. Это он зажег свет: пальцы его досих пор лежали на выключателе.

— Что вы тут удумали? Сестра на вас жалуется, —сказал он.

Притворяться спящим больше не имело смысла.

— Неужели? — спросил я. — И что же онаговорит?

Детина некоторое время, наморщив лоб, обдумывал мой вопрос,потом строго произнес:

— Вам пора делать укол.

— Вы что, доктор?

— Нет, но мне поручено сделать вам укол.