Надо ли говорить о том, что знакомство Матрены Саввишны с таким необыкновенным человеком изменило ее. Общение с ним разбудило ее страстную натуру для новой, более важной, более наполненной смыслом жизни. Прошлая жизнь показалась ей скучной, пустой, она увлеклась идеями Крамского. А в ее личной жизни стало происходить что-то ужасное, муж почувствовал, что Матрена Саввишна охладела к нему, и стал закатывать дикие скандалы. Отношения между супругами стали портиться, от ревности он сходил с ума. Родственники Бестужева во всем обвиняли Матрену Саввишну. Дошло дело до того, что Бестужев отказал от дома Крамскому и запретил писать портрет графини.

Но Крамской не мог справиться со своей страстью и, забрав незаконченную картину, стал украдкой писать ее в мастерской. Он закрывался на ключ и писал портрет сутками напролет.

Крамскому мало было изобразить красоту женщины, он хотел наполнить прекрасную оболочку живой душой Матрены Саввишны, ее жизнью и ее драмой. Графиня Бестужева настолько казалась ему близкой и родной по духу, что он любил ее больше себя и обожал как некое божество. Она так же, как и он, вышла из народа, из простой, бедной семьи и добилась высокого положения, к тому же родом Матрена Саввишна была почти из тех мест, где родился он.

Работа над картиной окончательно сблизила их, и она отдыхала душой, когда украдкой приезжала в мастерскую и позировала Крамскому. А серьезный семейный человек, один из лучших портретистов своего времени, забыв обо всем на свете, радовался ее визитам как ребенок. Это было неудивительно: каждый мужчина, увидевший эту необыкновенную женщину, словно становился ее рабом.

В кабинет к Чарущеву вбежала взволнованная Верочка.

– Представляете, Эдик Хруст на работу не пришел, а его клиент ждет, я ему звоню, а он трубку не берет…

– Как не пришел?! – разозлился Чарущев. – Ладно, иди, я его сейчас сам разыщу…

– А клиенту что сказать?

– Пусть пока подождет. – И, сердито сдвинув брови, он начал звонить Эдуарду сначала домой, потом на мобильный.

Но художник не отвечал. Чарущев вспомнил, что вчера оставил его в клубе, и позвонил администратору. А узнав, что Хруст клуб не покидал и находится в номере, попросил разбудить художника.

– Не кладите трубку, соедините Эдуарда со мной, – потребовал Чарущев, – а то он к мобильнику не подходит.

Через некоторое время до Чарущева донесся испуганный возглас администратора.

– Срочно вызывайте полицию!.. – крикнул он кому-то, а затем торопливо сказал Чарущеву: – Вам лучше приехать сюда… – и отключился.

Встревоженный владелец фотостудии уже через минуту садился в свою машину.

Когда он подъехал к клубу, там уже стояли полицейские и «Скорая помощь».

Не зная, что и думать, Чарущев на ватных ногах направился к двери. Поднялся на лифте и сразу увидел распахнутую дверь номера и толпу народа рядом. Он протолкнулся к дверям и попытался войти, но его остановил полицейский.

– Туда нельзя.

– Я начальник потерпевшего, – растерянно протянул Чарущев. – Это я звонил администратору, мне сказали приехать… – В глубине номера он увидел Суржикова и окликнул его: – Егор Иванович! Это Чарущев, пропустите меня…

Суржиков разрешил ему пройти, и полицейский нехотя отодвинулся.

Увидев Хруста на полу рядом с диваном и ненавистную черную розу, Чарущев сделал скорбное лицо. Самые его худшие опасения подтвердились, и он тревожно прошептал:

– Кто же это? Этот непонятный убийца, что он хочет? Какую преследует цель?! Кто следующий?!

Следователь с печальным любопытством посмотрел на него и, не увидев ничего для себя интересного, отвел глаза.

– Если бы знать, – процедил он.

– Это я позвонил администратору, – торопливо пояснил Чарущев. – Пришла Верочка, говорит, Хруст не приехал на работу, на звонки не отвечает, я и позвонил сюда…

– Кто следующий? – мрачно произнес Суржиков.

– Сделайте же что-нибудь! – с отчаянием воскликнул Чарущев. – Я не понимаю, что происходит! Но это все чудовищно!..

– Как я могу что-то сделать, если я ничего не знаю о ваших делах, – раздраженно отозвался следователь.

– Я не занимаюсь какими-либо делами, за которые убивают. Это сумасшедший. Не понимаю, почему он выбрал мою студию?! Эти чертовы розочки… Безумец! Он маньяк, неужели вам непонятно?! Кстати, здесь везде камеры, – с надеждой вскинулся он. – Необходимо их срочно просмотреть, здесь мощная охрана, надо всех проверить…

– За нашу работу не беспокойтесь, – усмехнулся Суржиков. – Мы все проверим, а вы пока постарайтесь что-нибудь вспомнить. Кстати, вы ведь вчера вместе пришли в этот клуб, почему вы его здесь оставили?

– Эдик сильно набрался, и я попросил охранника отвести его в свободный номер, чтобы он отоспался, можете спросить, – испуганно проговорил Чарущев.

– Мы, конечно, проверим, – сухо отрезал Суржиков. – Но когда вы отсюда уходили, надеюсь, он еще был жив?

– Как вы можете такое думать?! – задохнулся от возмущения Чарущев. – Естественно, он был жив, храпел как свинья!

– Ладно, – сжалился Суржиков. – Подождите меня в холле, я закончу здесь, и мы с вами побеседуем.

В номер ворвался суетливый управляющий клубом.

– Я прошу никакой информации в прессу по поводу убийства в нашем клубе не давать! Наш клуб с безупречной репутацией, и его посещают очень влиятельные люди.

– Мы решим этот вопрос, – рассердился Суржиков. – А вы не мешайте, пожалуйста, работать здесь экспертам.

Выпроводив управляющего, он обратился к Алексею Бричкину:

– Видеокамеры снял?

– Да у меня все на флешке, в отделе посмотрим…

Суржиков подошел к эксперту.

– Что скажете о времени смерти?

– Часов шесть, семь назад…

– То есть под утро? – уточнил он.

– Часов в пять утра…

– Час быка…

– Или волка, – хмыкнул эксперт. – В это время больше всего происходит смертей, самоубийств, убийств и больше всего рождается детей… Вот такое это сложное время…

– Да уж, предрассветное, – пробормотал Суржиков. – Надо узнать у Чарущева, где он был в это время…

Следователь был уверен, что Чарущев не совершал этого преступления, но припугнуть его нужно, чтобы стал более откровенным.

Чарущев с потерянным видом сидел на диване в холле и ждал Суржикова. Тот подошел бесшумно, и, заметив его, владелец студии вздрогнул от неожиданности.

– Вы не представляете, какая это для меня огромная потеря, Хруст был гениальным художником, весь мой бизнес держался в основном на нем, – со слезами в голосе произнес владелец фотостудии.