Точнее, это был кот – крупный черно-белый матерый котяра,неторопливо шествовавший по своим кошачьим делам. Черное пятно на разбойничьейфизиономии напоминало повязку на глазу пиратского капитана.

Яша изо всех сил дернулся вперед, так что Ирина едва смоглаудержать поводок, и подлетел к самоуверенному коту.

Кот удивленно повернулся, увидел перед собой кокера ипрезрительно фыркнул. Казалось, он хотел спросить Яшу:

– Вы ко мне? А что, собственно, вам от меня нужно? Можетбыть, вы хотели узнать, который час?

При этом он, как бы между прочим, продемонстрировал когти,длинные, острые и кривые, как турецкие ятаганы.

Когти производили впечатление. Впрочем, еще большеевпечатление производил решительный и невозмутимый вид кота.

Яша замер на месте, припал к земле передней частью туловищаи попятился. На его морде появилось смущенное выражение, как будто он хотелсказать:

– Извините, обознался! Принял вас за одного знакомого!Просто, знаете ли, удивительное сходство!

Кот еще раз фыркнул, присел прямо посреди дороги и несколькораз лениво лизнул правую заднюю лапу. Всем своим видом он демонстрировалкрайнее высокомерие и презрение к суетливому и легкомысленному кокер-спаниелю.

Яша виновато потупился, вернулся к хозяйке и завертелхвостом, давая понять, что сделал все, что хотел, и теперь не возражает противвозвращения домой.

Ирина рассмеялась и направилась к своему подъезду.

Их маршрут пролегал мимо синего «Ситроена».

Яша, казалось, уже совершенно забыл о неудачном столкновениис котом. Он снова пребывал в замечательном настроении и свернул с дороги, чтобыподнять лапу на заднее колесо иномарки.

– Прекрати сейчас же! – прикрикнула на негоИрина. – Как тебе не стыдно! Ты же знаешь, что воспитанные собаки никогдатак не поступают! А если тебя увидит хозяин этой машины – представляешь, какнам с тобой будет перед ним неудобно?

Тут она вспомнила, что синий автомобиль принадлежитпокойному Цыплакову, а значит – его хозяин уже ничего не скажет по поводуЯшиного поведения.

Впрочем, это еще не повод для того, чтобы так поступать.

Она помрачнела и потянула кокера за поводок. Яша оглянулсяна хозяйку с непониманием – на его взгляд, он не делал совершенно ничегопредосудительного. Завершив свое дело, он пробежал вдоль «Ситроена» и, опустивморду, подобрал с земли возле передней дверцы какой-то маленький предмет.

– Яша, прекрати! – снова повысила голос хозяйка. –Что ты все время подбираешь разную дрянь? Ты ведешь себя не как взрослаявоспитанная собака, а как маленький глупый щенок!

Яша смущенно потупился и положил свою находку к ногамхозяйки. Казалось, он хочет сказать ей – почему же дрянь, посмотри, какаязамечательная игрушка!

Ирина пригляделась к Яшиной находке.

Это была маленькая фигурка из какого-то темно-зеленогоматериала.

Фигурка действительно была довольно необычная, и Ирина,достав из кармана бумажную салфетку, подняла ее с земли, чтобы как следуетразглядеть.

Это была небольшая нефритовая статуэтка очень тонкой работы,представляющая собой сидящего на троне мужчину в пышном восточном одеянии. Наголове у него была чалма, верхняя часть которой откололась. Внимательноприглядевшись, Ирина поняла, что в месте откола статуэтка была просверлена,видимо для того, чтобы повесить ее на металлическое кольцо.

И еще она поняла, что держит в руках не просто статуэтку, ашахматную фигуру, точнее – короля.

– Странно, – проговорила она вполголоса, еще несформулировав окончательно мелькнувшую в голове мысль.

Ирина завернула нефритовую фигурку в салфетку, спрятала ее вкарман и решительно направилась к своему подъезду, на этот раз не обращаявнимания на Яшино молчаливое сопротивление.

Леонтий Хвощ проснулся в боевом и творческом настроении. Онвспомнил вчерашнюю блистательную победу над двумя хулиганами, и настроениеподнялось еще на несколько градусов. Леонтий поднялся, напевая марш из оперы«Аида», но тут же одернул себя, сообразив, что это непатриотично, ипереключился на «Прощание славянки».

Хотелось творить, творить и творить.

Окатившись холодной водой, Леонтий направился на кухню.

Собственно, это не была кухня в общепринятом значении.

Леонтий обитал на просторном, хорошо освещенном чердаке,часть которого была выделена под мастерскую, часть – под спальню и часть – подкухню.

Здесь его ожидало разочарование: холодильник и хлебный шкафчикзияли пустотой. То есть в холодильнике одиноко грустил кусок позеленевшегосыра, но он не представлял никакого интереса – ни как продукт питания, ни какматериал для творчества.

А хотелось не только творить, но и есть.

Леонтий вздохнул, смахнул со стола хлебные крошки и высыпалих на подоконник. Здесь, как обычно, ворковали голуби: они знали, что у Леонтиявсегда можно чем-нибудь поживиться.

Крути не крути, нужно было идти в магазин.

Леонтий знал в ближайших окрестностях несколько хорошихбулочных. В этих булочных художника тоже хорошо знали и очень уважали, какпостоянного оптового покупателя. Кроме того, отдельные продавщицы питали к немуповышенный интерес, как к мужчине неженатому, самостоятельному и не оченьсильно пьющему.

Увидев в дверях художника, продавщица Кристина поправилаобесцвеченные волосы, сложила бордовые губы сердечком и пропела сладкимголосом:

– Здрасте, Леонтий Кузьмич! За батончиками пришли? Что-товас вчера не было видно!

– Процессом творческим был занят, не мог прерваться ни намиг! – нараспев продекламировал Леонтий, придирчиво осматривая содержимоеполок.

Говорят, что настоящий скульптор, разглядывая бесформеннуюмраморную глыбу, уже видит в ней будущую статую. Так и Леонтий Хвощ, озираяполки с хлебобулочными изделиями, уже видел будущие художественные композиции.Иная буханка, казалось, уже таила в себе сходство с пресловутым луноходом, вслоеной булочке Леонтию виделись эротические мотивы, но вот этот кривоватыйбатон. .. в нем отчетливо просматривалось несомненное сходство с известнымдеятелем отечественной культуры!

– Вот этот дай батон, Кристина, отменно он, батон,хорош! – потребовал художник, ткнув толстым пальцем в плохо пропеченногоуродца.

– Что вы, Леонтий Кузьмич, это же вообще какая-тонекондиция! – попробовала отговорить его продавщица. – Лучше вы вотэтот возьмите, свеженький…

– Не понимаешь ты в искусстве! – прервал ееЛеонтий. – Подай мне то, что я велю!

– Где уж нам уж! – фыркнула обиженная Кристина. –Мы люди темные, в искусстве вашем не разбираемся, зато в хлебе кое-чтопонимаем! – И она швырнула бракованный батон на прилавок.