– Оставляй машину здесь, – приказал Фомин. – На крутом подъеме или от отдачи слетит башня. Чего лишний хлам тащить.

– Танк совсем новый, – обиделся за слово «хлам» комбат. – Если еще эту «тридцатьчетверку» оставить, то у меня в строю всего двенадцать машин останется. Из них три легких Т-70. Чем воевать?

– Что осталось, тем и будем воевать.

Предстояло решить вопрос с лейтенантом Авдеевым. Он был опытный командир. На пришедшего недавно Никиту Кузнецова майор не слишком надеялся. Во второй батарее осталось и так две машины, одной из которых командует новичок.

– Кузнецов, – не вступая в долгие разговоры, приказал Фомин. – Машину сдашь лейтенанту Авдееву, а сам займешь место в моем бронетранспортере.

Предупреждая растерянный вопрос лейтенанта, постарался смягчить тон.

– Вторая батарея ослаблена. Твое место временно займет Авдеев, а ты назначаешься моим помощником. Толковый офицер необходим, станешь вроде начальника штаба, чтобы мне по мелочам не распыляться.

– Есть, – козырнул лейтенант.

Разведывательно-штурмовой отряд двинулся дальше. Колонна заметно уменьшилась. Старательно приготовленные к маршу танки и самоходные установки были исклеваны осколками, кое-где виднелись вмятины от снарядов, обгорела краска. Поредели отделения десантников.

Желая подбодрить Фомина, с ним связался командир самоходно-артиллерийского полка, Иван Пантелеев:

– Лихо вы с узлом обороны расправились. Если бы не ты, пришлось бы нам кашу расхлебывать. Внезапный удар многого стоит. Больше не задерживайся, двигайся без остановок.

В этих словах молодой самолюбивый майор почувствовал не одобрение, а скорее упрек.

– Вас понял, – отозвался Фомин. – Раненых и поврежденную технику забрать бы побыстрее. Фрицы кругом, всякое может случиться.

– Заберем.

На этом разговор закончился, а нехорошие предчувствия сбылись быстрее, чем кто-либо ожидал. Судьба экипажей подбитых танков и большинства раненых, оставшихся на холме, оказалась трагичной. Старший группы, лейтенант, командир танкового взвода, тоже предчувствуя опасность, предложил нескольким легкораненым:

– Ребята, наши недалеко. Кто не хочет ждать, идите в санбат своим ходом. Дорога свободна, через несколько часов будете у докторов.

Дорога действительно оказалась свободной. Семь бойцов и офицеров, способных передвигаться, двинулись к своим. Спустя сутки встретились с передовыми частями и были переправлены в санбат. Наводчик из экипажа Авдеева, старший сержант Николай Лагута, получивший несколько осколков от разорвавшейся мины, тоже мог шагать. Не захотел задерживать группу, так как хромал.

– Пойдем, Коля, – уговаривали его. – Костыль вырежем.

– Идите, я своих дождусь.

Но, как и другие, оставшиеся на холме, он не дождался своих. Наступление фронта охватывало широкую полосу в четыреста с лишним километров. На многих участках войска наталкивались на упорную оборону, которую приходилось буквально прогрызать. Поэтому наступление шло не так быстро, как рассчитывали.

Откатывались на запад большие и мелкие немецкие части, выбитые со своих позиций и понесшие серьезные потери. Одно из таких подразделений, наполовину разбитый моторизированный батальон, выбралось на дорогу и оказалось возле холма. Командир батальона торопился вывести людей и уцелевшую технику из-под удара наступающих русских танков.

Возможно, они прошли бы мимо, но с холма по немцам открыли огонь. Слишком много ненависти накопилось к ним за три года войны. Лейтенант, командир танкового взвода, потерял двух братьев. Белорус Николай Лагута недавно узнал, что почти вся его семья погибла в оккупации. Имели свои счеты и другие бойцы.

Дали залп три танка, в том числе легкий Т-70 (у четвертого было неисправно орудие). По прорывающейся на запад колонне били несколько пулеметов. Николай Лагута вел огонь из трофейного миномета.

В потрепанном немецком батальоне остался один танк Т-4, полдесятка бронетранспортеров и несколько грузовиков. «Тридцатьчетверка» с поврежденной ходовой частью попала бронебойным снарядом в борт Т-4. Машина задымила, но ответным выстрелом пробила башню нашего танка, и он загорелся.

Группа на холме переоценила свои силы. Рассчитывали, что после нескольких удачных попаданий колонна будет рассеяна и обратится в бегство. Сыграла свою роль не слишком умная пропаганда армейских политических органов, утверждающих, что отступающая немецкая армия слаба духом, а многие части деморализованы.

Однако это было не так. В июле сорок четвертого года вермахт, понесший ряд серьезных поражений, несмотря на мощные удары Красной Армии и открытие союзниками второго фронта, не утратил своих боевых качеств.

Гибкая и одновременно жесткая пропаганда нацистского руководства сумела убедить немецких солдат, что у них нет выбора. Надо драться в полную силу. Русские несут гибель Германии и жестокую азиатскую месть за все то, что успели натворить немцы в Советском Союзе. И хотя в головах многих солдат и командиров вермахта царило смятение, они продолжали воевать организованно и умело.

Легкий Т-70 с его 45-миллиметровой пушкой успел выпустить несколько снарядов. Уже дымившийся Т-4 достал его бронебойной болванкой. Легкий танк с бензиновым двигателем сразу вспыхнул.

«Тридцатьчетверка» с лопнувшим погоном добила Т-4, но отдача после второго выстрела сорвала тяжелую башню с погона, раздавила командира и его помощника.

На дороге, огибающей холм, горели тяжелый Т-4 и один из бронетранспортеров. Остальные обрушили огонь нескольких пулеметов, в том числе крупнокалиберных. Имелись у отступавших и два-три миномета с небольшим запасом мин, которые вели довольно точную стрельбу.

Под прикрытием огня с полсотни немецких солдат перебежками двинулись в атаку. Среди них были остатки роты СС, состоявшей из украинцев и прибалтов. Кроме желания пополнить боеприпасы и найти что-то съестное, ими двигала ненависть. Отступая, они знали, что навсегда покидают землю, ставшую для них чужой. Не было в войсках СС более жестоких и обозленных солдат, чем выходцы из Западной Украины и Прибалтики.

Если земля чужая, то пусть она станет мертвой. Их руками жгли деревни, стреляли пленных в лагерях. Сейчас они твердо решили покончить с кучкой красноармейцев на холме.

Экипажи танков и десяток раненых сопротивлялись упорно, зная, что пощады им не ждать. Они погибали возле перегревшихся от быстрой стрельбы пулеметов, снятых с подбитых машин. Кто-то продолжал отстреливаться из трофейных винтовок и бросать гранаты. Николай Лагута подтащил последний ящик и выпускал мину за миной. Одна из них взорвалась возле бронетранспортера «Бюссинг», искромсав осколками переднее колесо. Техники у отступающих не хватало. Меткое попадание вызвало шквал ругани и стрельбы.

Николая приметили. Его светлые волосы выделялись на фоне закопченного, местами обгоревшего лица.

– Эй, ты, белобрысый! – кричали снизу. – Прекращай, иначе яйца отрежем.