Их знакомство состоялось, когда Миллс стал приходить на культурные вечера в посольство Сирии под видом английского журналиста. Он вел себя деликатно, заметив юного сына сирийского дипломата, вкрадчиво беседовал с ним. Начало знакомства растянулось на полгода. Айман и сам не смог бы объяснить, как попал под его влияние и обаяние.

С сыном сирийского дипломата Миллс был предельно откровенен, видимо, это и подкупило юношу. Даже порой грубоват в своей искренней непосредственности.

Несмотря на очевидную разницу в возрасте (Миллс годился ему в отцы), их беседы напоминали болтовню парней в раздевалке после напряженного футбольного матча — расслабленно, с нецензурными словечками, школьным сленгом и обо всем.

Поначалу Миллс, конечно, оставался в рамочках политеса, рубахой-парнем он стал чуть позже. И переход этот оказался практически незаметным.

Он почти сразу прокинул идею относительно того, что срок Фатиха-старшего подходит к концу, ему и так продлевали слишком долго. Семья уедет в родной Алеппо. А есть ли там перспективы у Аймана, блестящего ученика Итона?

Айман робко отвечал, что отца наверняка отправят в другую европейскую страну, где удастся получить высшее образование.

— А ты что думаешь, что попал в Итон, да еще стал королевским стипендиатом только лишь за свои способности? Твой отец оказывал нашему государству некоторые услуги.

Во время того разговора они сидели в пабе «The mayflower», почти в домашней обстановке — тут массивные деревянные столы, богатая, под старину, посуда и вкусные сэндвичи по-деревенски. Да и само здание на берегу Темзы уже не вписывалось в динамичный лондонский антураж. Двухэтажное, увешанное огромными кашпо с синей лобелией и сиреневой каскадной петуньей.

По легенде, как раз в этом пабе обсуждалось плавание в Новый свет переселенцев в 1620 году во главе с капитаном Кристофером Джонсом на корабле «Мэйфлауэр», давшем название для пивной.

Потом уже Айман пришел к заключению, что тот разговор в пабе стал не менее судьбоносным, чем события 1620 года для истории переселенцев. Но тогда он ершисто ответил:

— Я вообще-то с восьми лет готовился к поступлению в Итон в подготовительной школе-пансионе. Вы же знаете, как тяжело туда поступить иностранцам.

— Да, но в King’s Scholars[8] ты попал не просто так. А твой отец платит только пять процентов от двадцати пяти тысяч фунтов в год.

— Больше он и не потянет, — помрачнел Айман. — У отца не слишком большая зарплата.

— Так и я о том же. А если у тебя будет возможность уехать в Америку, поступить, скажем, в университет Пенсильвании?

— Может, вы и профессию мне сами выбрали?

Айману хватало сообразительности в его восемнадцать лет, чтобы не задавать лишних вопросов Миллсу, кого тот представляет и насколько безграничны его возможности.

— Не будем ходить вокруг да около. Я интересовался твоей успеваемостью в колледже. Говорил с тамошним психологом, к чему у тебя склонность.

Айман тут же вспомнил, как совсем недавно его приглашал к себе психолог, а в его кабинете в уголке на кожаном диване сидел какой-то незнакомец в костюме-тройке, напомнивший юноше гробовщика. Точно такой же приходил в дом к соседям, когда умерла миссис Кроуфорд. Он был тоже в таком черном костюме и накрахмаленной белой рубашке. Юноше казалось, что он вот-вот достанет из внутреннего кармана пиджака рулетку и примется замерять его.

Теперь Айман догадался, что заключение для Миллса делал не их школьный психолог, а тот «гробовщик».

— Так вот психолог сообщил о твоих успехах по всем направлениям. Ты идешь на отличный результат. Однако несомненны твои успехи в химии и физике. Нефтегазовое строительство, оборудование для буровых и нефтепроводов — вот то генеральное направление, в котором тебе предстоит двигаться.

— Мистер Миллс, а почему вы решили, что я туда стану двигаться? Я имею в виду, в том направлении, которое вы указываете?

— Ты же не хочешь верблюдам в пустыне хвосты крутить до конца жизни? Есть вероятность, что твой отец не сможет больше работать в европейских странах в посольстве.

— Вы устроите эту вероятность? — догадался Айман.

— Мы можем, — кивнул Миллс, и его рысьи рыжие глаза глядели на арабского юношу спокойно и холодно. — А если ты хочешь стать гражданином Великобритании, получить хорошее образование, то ты на правильном пути.

— А взамен? Я не настолько юн и глуп, чтобы не понимать, что за все приходится платить.

— Подпишешь пару бумажек — мы же тоже должны иметь гарантии. Мы вкладываемся финансово в твое будущее, но и отдача нам необходима. Чтобы ты учился старательно.

— А затем?

— Должно пройти время, чтобы понять, как оно будет выглядеть, это «затем». В процессе учебы в Америке ты мог бы выполнять наши небольшие поручения.

Айман распрощался с Миллсом и вышел из паба. Он жадно закурил, подставив лицо дождю, пахнущему Темзой и бензином. Это предложение взбудоражило его и щекотало тщеславие. Его заметили, на него собираются потратить уйму денег.

Но с другой стороны, тревога поселилась в сердце из-за мимоходом сказанных слов о помощи отца правительству или спецслужбам Великобритании. Отец, по-видимому, тоже согласился работать на МИ5, однако, когда их привлекла другая, более ценная персона в лице Аймана, они готовы бросить его отца на произвол судьбы, более того, способны ставить ему палки в колеса в продвижении по дипломатической службе.

С ними шутки плохи. Если дать согласие, то придется угождать, из шкуры вон лезть, чтобы в один «прекрасный» день не превратиться в отработанный материал, как отец.

Айман и в самом деле учился блестяще, и мысль о том, что за его обучение платят спецслужбы в качестве скрытого гонорара для отца-дипломата, заставила юношу сомневаться в своих способностях.

Смятение в душе не помешало ему проанализировать свои перспективы и факторы, привлекавшие Миллса и тех, кто за ним стоит. Во-первых, национальность Аймана, во-вторых, его успешная учеба в Итоне и, в-третьих, стремление зацепиться за цивилизованную Европу во что бы то ни стало, «европейское мышление» (именно на этой формулировке настаивал Миллс, когда нахваливал своего подопечного).

Месторождения нефти и газа — лакомый кусок для бывших колонизаторов, для Великой Британии, сконцентрированы на Ближнем Востоке. Работать там носителю арабского языка, хоть и прожившему большую часть жизни в Европе, но все же понимающему менталитет восточных людей и тамошнего бизнеса, гораздо проще, чем кому бы то ни было.

Джереми Стеттон — второй куратор, сменивший старину Миллса, ушедшего на пенсию, появился уже в Пенсильвании. К тому времени Айман Фатих учился в магистратуре университета Пенсильвании.