Чтобы имитировать тремор, «белокасочники» впрыскивают «пострадавшим» из ингаляторов противоастматические средства, среди побочных эффектов у которых, один из основных и очень часто возникающий, — это тремор. Поэтому трясущиеся люди, мокрые от водопроводной ледяной воды, дрожат вполне реалистично.

Похожее состояние вызывает и отравление хлором — удушье и отек легких, слезящиеся глаза.

Самое страшное, что эти гуманисты не просто имитируют отравление химоружием, но нередко снимают и тех, кто в самом деле попал в облако отравляющих газов из самодельного баллона, изготовленного в подпольных лабораториях игиловцев.

Курдов пользовали ипритом, они жаловались, что это саддамовские запасы. В июле 2014 года их атаковали боевики с помощью химии, а затем ровно через год снова отравили.

Утром Ермилов до отъезда в «Шереметьево» только успел переговорить с Плотниковым накоротке. Тот был очень занят: проходило большое совещание, он на минутку вышел из кабинета, вызванный через секретаря Олегом.

— Ну что тебе, Олег Константиныч? Если ты по поводу командировки в Черкесск, то я не против.

— Нет, я хотел сделать запрос в СВР, попросить их Теплова в Лондоне подсветить нам ситуацию по Айману Фатиху. Вот моя записка с разъяснениями.

Плотников нацепил на нос очки и пробежал глазами докладную.

— Полагаешь, Теплов в курсе? Ну ладно, оставь Сергею, — он имел в виду своего заместителя. — Я еще обдумаю как нам лучше. — Петр Анатольевич протянул руку на прощание: — Удачно съездить. Надо уже продвинуться по Евкоеву, а то все топчешься вокруг да около, вот и Фатиха приплел. Только нам до него, как до королевы!

* * *

Они еще вчера к вечеру добрались до Черкесска из Минеральных Вод на машине, присланной УФСБ. Встретивший их оперативник болтал о чем угодно — о природе, о достопримечательностях, но не упоминал о Каитове.

Сидевший рядом с Олегом на заднем сиденье Горюнов все больше мрачнел и не разделял воодушевления майора по поводу красот родного края. Только когда уже проезжали Кубанское водохранилище на подъезде к Черкесску, он вдруг спросил:

— А что, Виталий, профукали Каитова? Где он?

Майор подавился очередной заранее заготовленной фразой: «Кубанское водохранилище снабжает водой города-курорты Кавказских Минеральных Вод…» Он молчал минуту и выдавил:

— Его перевели во Владикавказ.

— Кто-то пытается баллы себе на этом заработать? — угрюмо поинтересовался Горюнов, не ожидая ответа. — Я незамедлительно проинформирую свое руководство об этой самодеятельности.

У Олега закралось подозрение, что кто-то из влиятельных родственников Каитова пытается давить на следствие. Вот только возникает вопрос: им выгодно, чтобы его перевели во Владикавказ, или наоборот, чтобы Джумал оставался в Черкесске? В зависимости от этого станет понятно, не имеет ли место коррупционная составляющая. Дело попахивало дурновато.

Остаток вечера Горюнов носился по номеру маленькой гостиницы в Черкесске, как взмыленный конь, улаживая, выясняя обстоятельства перевода во Владикавказ, договариваясь, чтобы им с Ермиловым организовали завтра же встречу с подследственным Каитовым.

К счастью для владикавказских сотрудников, выяснилось, что родственники Каитова пытались его вызволить, устроили чуть ли не манифестацию у следственного изолятора № 1, и ночью, накануне приезда столичных полковников, арестованного тайно вывезли в столицу Северной Осетии, чтобы избежать больших неприятностей и штурма СИЗО-1.

Горюнов ругался то по-арабски, то по-русски, то по-турецки. Он не планировал задерживаться на Кавказе еще на день, а тем более ехать во Владикавказ.

— Почти триста километров трястись на машине. Почему они не могли сказать о переводе Каитова нам еще в Минводах? Хотя бы можно было улететь.

— Оттуда на поезде ездят во Владикавказ, — робко встрял майор, — тоже часов пять в дороге. Прямых рейсов нет, а с пересадкой через Москву — это и вовсе часов семь выйдет.

— Он еще и издевается, — поднял руки в молитвенном жесте Горюнов. — Да оттуда хоть и на машине — все меньше расстояние. А мы сделали крюк по твоей милости. Воистину, если хочешь рассмешить Аллаха, расскажи ему о своих планах.

Когда, подавленный напором Горюнова, Виталий ушел, попрощавшись до завтрашнего утра, решив выехать пораньше, чтобы к обеду скинуть шумных столичных полковников на владикавказских коллег, Ермилов, не удержавшись, спросил у Горюнова:

— А ты мусульманин?

Он опасался, что Петр пошлет его подальше, но тот нисколько не смутился:

— Наполовину.

— Это как?

Горюнов растянулся на скрипучей кровати, сунув руки под голову. В номере пахло сыростью и табачным дымом. Петр засмеялся:

— Снизу мусульманин, сверху православный христианин. — Он вытащил из-под воротника рубашки крестик.

— Как же это может уживаться в одном человеке?

— А это так же, как работать на двух господ. Главное, чтобы один начальник не знал о существовании другого. А то погонят и отсюда, и оттуда. Но, учитывая археологические изыскания твоего Игореши, есть шанс, что Бог слепоглухонемой и меня не поймает, хоть и рукастый.

— Ты сейчас богохульствуешь, — с укором заметил Олег.

— Главное, бегать быстро. — Горюнов закрыл глаза и тут же уснул, не сняв даже ботинки. Так засыпают только маленькие дети.

На следующий день он был бодр и свеж. И даже после почти пятичасовой дороги не укачался и в допросную к Джумалу вошел резко, энергично.

Джумал Каитов произвел на Ермилова впечатление застарелого наркомана. Скорее всего, боевика обкололи обезболивающим. Культя правой руки, выглядывающая из короткого рукава клетчатой рубашки, перевязанная бинтом, пропиталась сукровицей, хотя рана уже должна была давно зажить. Джумал, разговаривая, жестикулировал по старой привычке этой рукой (вторую конвойный приковал наручником к скобе на столе), и выглядело это странно и жутко.

— Он буйный, — сообщил Горюнову и Ермилову перед дверью конвоир, и майор местного УФСБ кивнул, подтверждая.

Черные мутные глаза навыкате, без зрачков, словно его обработали зарином. Белое лицо нездорового анемичного человека, узкое, почти безумное, бритый череп, жидкая пегая бороденка. Рука в наручнике такая тонкая, как у маленького ребенка. Это истощение — и последствия ранения, и из-за стресса, в котором он пребывал в ИГИЛ все эти месяцы. От него исходил неприятный запах, какой бывает в гнойных хирургических отделениях.

Каитов признал Горюнова, но не обрадовался старому знакомому. Он заметно скис, и это не мог не заметить Ермилов, заключив, что Петр общался с ним довольно жестко вопреки его же словам о том, что их прежние «беседы» носили дружеский характер, и о том, как словоохотлив этот парень.

— Привет, Джумал. Что ты поднял переполох? Зачем учинил членовредительство? Хуже станет только тебе. Ты же не можешь не понимать.