позвавшей меня малышки, пощупала его и убедилась, что оно тонкое и ни черта не греет. На моем лице, видимо, что-то отобразилось, и вряд ли доброе, потому что девочка чуть слышно всхлипнула, и я поспешила отнять руку и улыбнуться.

— Тебе не холодно? — Малышка помотала головой. Я не поверила. — Точно не холодно?

— Холодно, — запальчиво крикнул кто-то — но этот голос я узнала. Алмазова. Да, я требовала ответа на риторический вопрос, но сперва нужно узнать, зачем меня так настойчиво звала эта белокурая кроха.

— Что ты хотела спросить?

— Вы принесли эту книгу нам?

Ах ты ж… Дети куда наблюдательнее, чем думают взрослые. А читать им запрещено.

— Нет, эта книга моя, она не для вас, — засмеялась я, молясь, чтобы прозвучало искренне. Не фальшивить, иначе я стану их врагом номер один. — Но если вы хотите читать, скажите. Я уверена, есть много книг, которые будут вам интересны. Приключения или про зверей, про природу…

Да много ли детских книг в это время? Невыполненное обещание не прибавит мне авторитет, вон как у девочек глаза загорелись…

— Мы хотим прочитать про жидкий огонь, — заявила малышка. — Алмазова рассказывала про него. Я говорю, что это все выдумки, мадемуазель.

— Неправда!

Девочки загалдели, я вспомнила, что на дворе глухая ночь.

— Тихо! — негромко прикрикнула я. — Ложитесь спать. И… Алмазова права. Есть жидкий огонь, я про него знаю. Я не уверена, что найду книгу, но я сама могу про него рассказать. Завтра! — снова повысила голос я. — Все завтра! А сейчас — спать!

Я вернулась к столику, потушила лампу, взяла книгу — зря надеялись! — вышла и закрыла за собой дверь. Откуда у Алмазовой такие познания — про вулканы, про извержения? Она дочь священника, наверняка отец давал ей много познавательных книг или рассказывал, может быть, у нее были хорошие учителя. Бедный котенок, ты могла получить отличное домашнее образование, а вместо этого прозябаешь в прямом смысле в этих стенах. Брат твой не просто мямля, а сущий вредитель, раз не настоял, чтобы ты поступила в хорошую гимназию.

Вернувшись к себе, я положила книгу на видное место, чтобы не забыть с утра поискать подходящий тайник, и вписала в свой список теплые одеяла для девочек. Окольная будет на моей стороне, даже если она и против. У классных дам, охотно вмешалась Софья, жалование много больше, чем у преподавателей, и после службы они получают отличную пенсию. Спасибо, золотце, за информацию, я буду это иметь в виду, потому что Окольная вряд ли захочет терять и деньги, и репутацию.

Утром меня разбудила горничная. Другая, не та, что приходила накануне, и я не успела прогнать сон и спросить, знает ли она что-то о смерти Калининой или о ее последних днях. Горничная принесла настойку и завтрак — омлет и кофе, боже мой, во сколько же поднимаются здесь повара, сколько платят этим несчастным людям? Пока я выбиралась из-под одеяла — холод в комнате стоял, пожалуй, сильнее, чем в каморке Софьи в доходном доме — горничная ушла, и я слышала, как она гремит в коридоре тележкой. Я, обалдевая от холода, принялась одеваться.

Софья покашляла.

— Я помню, — несколько обиженно заметила я, пряча книгу — пока что — в кучу белья. Да, я помню, что я обещала. И я сдержу слово — пусть лопнут все мои недруги, но, черт, где здесь место, чтобы спрятать главный на данный момент аргумент моей правоты?

В общей туалетной комнате для классных дам я столкнулась с разговорчивой дамой, которая встретила меня вчера в коридоре возле кабинета начальницы. Каролина Францевна, вспомнила я, и она присматривала за моими девочками.

— Доброе утро, моя дорогая! — обрадовалась она. — Надеюсь, спали вы хорошо?

— Доброе утро, — я открыла кран, уповая, что пойдет теплая вода. — Да, благодарю. Спала много лучше, чем когда была здесь воспитанницей.

Каролина Францевна засмеялась.

— И спасибо, что приглядели за девочками, — прибавила я. — Мне уже лучше. Я приступлю к своим обязанностям, как обещала Юлии Афанасьевне.

Я не знала, прибегала ли Каролина Францевна в дортуары, недосуг мне было разглядывать тех, кто примчался посмотреть на скандал. Но сейчас она вела себя так, словно ночью ничего не случилось, и я убедилась, что выходки Окольной от начальницы академии на самом деле остаются в секрете.

Тут своя круговая порука, думала я, плеская в лицо водой. Даже могла бы умываться горячей, если бы захотела. Софья захныкала и просветила меня, что у воспитанниц горячей воды как таковой нет.

— Софья Ильинична! — окликнула меня Каролина Францевна, когда я уже выходила. — Должна вам сказать, что Алмазова вчера перед ужином снова была как поросенок. Где эта девочка умудряется перепачкаться?

Пообещав, что займусь этим вопросом, не то чтобы он для меня вообще был первоочередным, я вернулась к себе и дала волю Софье: вперед, моя козочка, мы должны выйти из этой комнаты королевой. Но не слишком усердствуй, время дорого. Софья справилась за двадцать минут — время я не засекала, но по расчетам выть мне еще не хотелось. Я смотрела на себя в круглое зеркальце и старалась не стонать от восторга, а Софья грустила. Я представила, сколько ей пришлось пережить — от легких издевок и придирок до откровенных издевательств, потому что нет совершенства, которому завистники не выдумают и не навяжут порок.

— Я их всех как тряпку порву, — пригрозила я, поднялась, не особенно понимая, с чего бы, потому что до шести оставалась четверть часа, вытащила из вороха тряпок книжку — никто ее за то время, что я была в туалетной комнате, не тронул и даже не пытался искать — задрала юбку и ловко засунула томик под ленту чулка.

— Ходить неудобно, но потерпишь, — съязвила очень довольная Софья. Я поразилась — чему-то академия ее научила, мне бы и в голову не пришло так надежно спрятать улику.

— Умница, — восхищенно сказала я.

Одной проблемой у меня стало меньше. Мое второе «я» отныне мой союзник и верный друг.

Глава десятая

Без пяти шесть я ступила в коридор второго этажа, и голова моя пухла от превосходных педагогических мыслей. Я успела проговорить про себя целую речь — простую, искреннюю и воодушевляющую, и эта речь вылетела, как не было, когда посреди пустого коридора я увидела девочку, завернутую в простыню.

Помня, как напугала меня Алмазова, я приготовилась к худшему, но ничего ужасающего не замечала, как ни вглядывалась.

— Что ты здесь делаешь? — настороженно спросила я, прокручивая варианты. «Пугаю», «стою», «жду подругу», «меня