Он спокойно и равномерно, без суеты, подошёл к ружью, поднял его, глянул – не поцарапалось ли? И пошёл, ни слова больше никому не сказав. Григория, едва противник удалился, тут же патроны его с земли подобрал, посмотрел на торцевую прокладку, прочитал:

– Два ноля! Юра, дробь два ноля! У тебя двенадцатый калибр? Наш калибр! На тетерку пойдёт два ноля, даже на зайца пойдёт! Пять штучек, а? В честном бою мы завладели боеприпасами противника!

Он аккуратно рассовал патроны по своим карманам. Юрий сел на землю, сразу оружие своё к себе ближе придвинул, потом спросил всех:

– Интересно, с такими соседями, спать-то как нам? Перестреляет ещё в ночи? Может, караулить будем?

– Не-е! – тут же отмахнулся Григория, – У меня Настя спит как кошка… чуть что – услышит, разбудит тебя, ты, главное, ружьецо сбоку положь, а?..

Ночь в северных широтах опускается очень медленно. За полярным кругом сумерки длятся час, а то и больше. Небо меркнет почти неуловимо, очертания окружающей природы словно теряются вокруг, пропадают. Птицы кое-где ещё галдят по кустам, да, видно, уже утомились, щебетанье их глухое, как перекличка перед сном. Закат долго идёт, солнце будто раздумывает: закатываться ему или подождать ещё немножко? В сентябре солнце, замлевшее от тягот дневных, уходит ненадолго, уходит чуть отдохнуть за горизонтом. Посидит там, подумает и выходит обратно. Выходит солнце торжественно, новый день возвещая, яркое, пронзительно-яркое; всё вокруг оживает: роса на траве и листьях искрится, птицы просыпаются, местность заливается от их пения – начинается новый день. И так тысячи лет, и миллион. Через миллион лет река может изменить русло, а всё остальное останется таким же… и на том же месте, если… человек не придёт сюда жить.

– Однако, ты, Юра, ложись с краю здесь, – указал Григории место в шалаше слева, – я тут справа, а девчонок-то между положим, так?

Шалаш был невелик в размерах. Заходить в шалаш пришлось, хорошо согнувшись, сам вход сверху прикрыли курткой Григорича, что ещё не просохла, и пользы от неё хозяину было мало. В безветренную погоду жилище было сносным. Когда улеглись, тишина тундры стала столь ясной и чистой, что голоса пьяных мужчин у костра, в трёх десятках метров от них, слышались, словно те сидели под боком. Лишь когда от влаги трещали поленья в костре, голоса уходили за них, словно прятались, и становилось тихо, покойно.

Еся легла на бок, лицом к Юрию, поджав к себе коленки, руки в кулачках сложила у подбородка, сжалась вся и стала совсем беззащитной. Немного поворотившись на ложе, она, как-то незаметно и естественно, прижалась к нему всем телом и сразу утихла. Юрий, лёжа на спине, ни слова не сказав, приподнял её голову, завёл под неё свою руку, обнял девчонку за плечи… Еся ничего не сказала, но на плече устроилась уютно. Григории и тётя Настя даже и не ворошились.

– …да я кого хочешь могу застрелить!.. Мне надо будет, так я знаешь… не посмотрю… но, это в приципах! Мне с этим салагой связываться не в жилу. Разборок куча, а понтов, понтов!.. – донеслось от костра, тут же громко треснуло горевшим деревом, – Надо, так по-хорошему, у этого мальчика ружьецо отобрать и, вона, Лёхе отдать. Пойдём, Лёха, с тобой на охоту завтра?

– Пойдё-ём, – донеслось от Лёхи.

– Плохо, что мы по разным кострам сидим.

– Ой, Костик, ты у нас «мать Тереза», твою мать! – вновь прорезался тот же голос дяди Гены, – Что с ними цацкаться? Сами лезут на неприятности! Я смотреть ни на кого не буду, я и комяка этого, и пацана могу… девчонку оставим, ха-ха… пригодится!

Сильно стрельнуло бревно, затем зашуршали искры, кто-то ойкнул.

– О! Гляньте, наш моторист проснулся!.. – тут же констатировал дядя Гена, – Где твой катер, чучело? Похерил ты свой катер! Кто ты без катера? Куча навоза ты без катера! У тебя даже имени нет, как у этого вон комяка в чулане!

– Это шалаш, – похоже, ответил моторист.

– Пофиг мне ихий шалаш-калаш!

– А звать меня Фёдор, – сказал он же, – я тоже комяк. Ты бы поменьше языком болтал? Тебя же никто не унижает?

– А кто меня тут унизит, а? – взвился дядя Гена, – Ты, что ли? Сразу застрелю!

– А если бы у тебя ружья не было? – спросил Фёдор-моторист.

– Удавил бы!

– Болтаешь.

– Лёха, глянь! – возмущённо призвал друга дядя Гена, – Этот-то у нас попил на халяву, поел на халяву, поспал здесь у нашего костра, очнулся и права качает, а? Может, завалим его? Костик, это ты этого барана за бошку из катера вытягивал, когда ко дну шли? На хрена, с тебя спрашиваю, ты его вытягивал, а? На хрена?! Ящик с хавкой тянуть надо было!

– Да не ори ты, – попросил ещё один, похоже, Костик, – кого успел, того и вытянул, пока воздух был…

– Где у тебя воздух был? – насмешливо спросил дядя Гена, – У каком месте?..

– Как с тобой люди работают, Гена? – спросил Костик, – Ты и с народом так же говоришь?

– С каким народом? – презрительно спросил тот, – Это которому я работу даю? Которому я сдохнуть с голоду не даю? С этим народом? Как заслуживает кто, так и говорю, Костик!

– Слава богу, я к твоей фирме никаким боком.

– А я так и говорю, – не угомонился дядя Гена, – кто нужен – говорю по-другому, кто так себе… пыль-грязь дорожная, как в том фильме, так вот так и говорю. А не нравится, так вали отсюдова на хрен!

– Это ты мне?

– Пока нет.

– Так и потом нет, – ответил Костик, – костёр всё-таки я сложил, дрова я принёс, огонь держу…

– И хавку мою пожрал, да? – вспомнил дядя Гена.

– Ну, а ты погрелся, да? – в ответ спросил Костик.

– Да хватит вам! – встрял Лёха, – Нам сейчас ссориться нельзя. Сидим бог знает где, да ещё с этими… с соседями не в ладах.

– А не надо было гонор свой показывать, да и перед девкой выдрючиваться! – сказал сразу Костик, – Надо было спокойно говорить и без всяких претензий!.. А то двинул лозунг – бабы раздеваются, налетай греться!

– Да ты кому всё это говоришь? – взвился опять дядя Гена, – Ты мне это говоришь? Да я тебя, мерзавца, тут кормил два часа!..

Здесь от костра донёсся грубый, но живой, здоровый мужской хохот. Хохот звучал недолго, но звонко.

– А что ты ржёшь?.. Ком-мяк!

– Фёдор меня зовут, – без лишних обид напомнил моторист, – просто весело, как ты жрачку в часах посчитал. Знаешь, наесться можно и за пять минут прилично.

– Это когда есть!

– Жалеешь, что ли? – спросил Фёдор.

– Жалею – не жалею, но ты мне должен, понял? Я тебя кормил, ты мне должен.

– Ладно, вернёмся, расплачусь по ресторанной цене, годится?

– Не годится, – отрезал дядя Гена, – ты мне здесь должен. И вообще!.. Кто-то будет делать какую хату, или нет? В конце концов, я тут для вас всех старался, когда припасы свои из воды спасал!..