class="p1">— Милорд, прошу, это было сто пятьдесят два года назад, к чему… — начал было дварф, но граф прервал его, неожиданно низко поклонившись.

— Благодаря вам, доблестный Дагна, мой род не прервался в той страшной битве и я смогу передать все своему сыну, а он своему. А вместе с титулом и эту историю.

Внезапно в бронированный бок дварфа ткнулся большой черный нос.

Ошеломленный граф смотрел на то, как здоровенный ульгрейф с переливающейся золотом шерстью лизнул розовым языком сморщившегося Дагну в лицо.

— Не может быть…

Дагна грязно и витиевато выругался, вытирая щеку и глядя в не по-звериному умные сапфпировые глаза.

***

Лагерь разбили в двух полетах стрелы от леса. Остаток дня солдаты таскали раненых к обозу, где, наскоро разбив шатры, полковые лекари оказывали им необходимую помощь. Всего за один день было убито почти двести человек. Их погребли в огромной братской могиле, навалив сверху курган из камней. Рядом с курганом высились двенадцать холмиков свежей земли, в изголовье которых были вкопаны струганные столбики с прибитыми табличками, на которых были запечатлены имена павших рыцарей. Лучше позаботиться о захоронении сейчас не было ни времени, ни сил. Шатры были полны стонущих раненых, перепачканные чужой кровью лекари сбивались с ног, пытаясь успеть везде.

Рядом с полевым госпиталем была выкопана еще одна яма с полыхающим огромным костром, куда бросали ампутированные конечности и остатки изорванной, пропитанной кровью одежды.

Еще около пятидесяти человек вышли из боя калеками, и их было решено отправить обратно в Грот, где передать на поруки бургомистра. Для них война была окончена навсегда.

Ближе к вечеру, после того, как все раненые были стабильны, а убитые похоронены, по приказу графа несколько телег поплоше были освобождены от груза, который распределили по остальному обозу. Возничие вместе с отрядом добровольцев, повязав на лица широкие суконные платки, смоченные в отваре лекарственных трав и закрывающие рот и нос, стегнув лошадей поводьями, отправились в лес за трупами гоблинов. Уже после полуночи, окрестные земли осветил гигантский костер, в котором сгорали их останки.

Сдав барона в лазарет и припрятав добытое сегодня золото в объемистых переметных сумах его косматой лошадки, Дагна, оставив оружие и броню, ушел помогать солдатам. Ульгрейф всюду следовал за ним.

Ночью, сидя у костра над которым булькал котелок, дварф устало курил трубку, вытянув босые ноги к огню. Доспехи, тщательно очищенные от крови снаружи и пота внутри, лежали на расстеленной шкуре.

— Отстань от меня, пёс! — прошипел Дагна, выпуская очередной клуб табачного дыма, когда его щеку вновь лизнули. Ульгрейф нырнул во тьму, а когда вернулся, к ногам дварфа упала тушка зайца.

— Когда только успел, если везде за мной таскаешься… — проворчал Дагна, поднимая зверька, и достал нож. — Ладно, давай ужинать. Кроме тебя сегодня все равно другой компании мне не светит.

Вильямин после того, как в лазарете его напоили маковым молоком и вправили вывих, уснул мертвецким сном. Фред оказался там же с колотой раной в бедре — отделался легким испугом, можно сказать. Если бы удар гоблинского копья пришелся чуть левее, наконечник попал бы в артерию или кость, чуть выше и правее — и о потомстве охотник мог бы забыть, если бы не истек кровью на месте.

Дварф не спеша освежевал зайца и, взяв за задние лапы, показал ульгрейфу, все это время наблюдавшему за его манипуляциями, не отрывая немигающего взгляда.

— Ну, тебе какую часть? Может заднюю? Или переднюю? — Дагна поочередно указывал ножом на называемые части.

Ульгрейф склонил голову набок, а затем лёг, положив голову на передние лапы.

— Ты не из болтливых, как я погляжу, — хмыкнул дварф, кладя тушку на пенек, который заменял ему разделочную доску и рассек зайца пополам.

Дагна кинул половину тушки в котелок, а другую протянул своему новому спутнику.

— На, поешь.

Ульгрейф смахнул мясо с ладони дварфа и, облизнувшись, снова принял прежнюю позу. Дагна вытер ладонь о пучок травы, припасенный перед готовкой, и, поворошив угли в костре, поднял небольшой сноп искр.

— Не стоит тебе за мной ходить. Распорядись своей свободой с умом.

Ульгрейф тихонько сопел, прикрыв сапфировые глаза.

— Шлак, я говорю с собакой… — пробурчал Дагна, помешав похлебку оструганной веткой.

В темноте раздались быстрые шаги, и на свет вышел молодой парень. Судя по расшитому гербами камзолу, один из оруженосцев. Кашлянув для приличия, чтобы привлечь к себе внимание, юноша поклонился дварфу.

— Достопочтенный Дагна Тяжелый Молот, его милость граф Аргайл, владетель земель Ангрема, Сорба и Марезии, приглашает Вас в свой шатер на аудиенцию! — торжественно отчеканил он.

Дагна зачерпнул ложкой похлебку и, старательно подув на нее, попробовал. Досадливо причмокнув, он поглядел на юношу.

— Солью богат, сынок?

Оруженосец опешил и не сразу нашелся что сказать, но быстро взяв себя в руки, полез в поясную сумку.

— Прошу прощения, достопочтенный Дагна, — смущенно сказал он. — Соли у меня совсем нет, но я могу послать слугу в обоз, и ее мигом доставят!

— Ни к чему тревожить людей, натерпелись сегодня, устали. Ладно, может у его милости графа найдется горсточка-другая… — дварф подмигнул оруженосцу и отодвинул угли так, чтобы похлебка не выкипела и не пригорела, а потом закрыл котелок крышкой.

— Тогда прошу за мной, достопочтенный Дагна.

Дварф сунул ноги в сапоги и наклонился к спящему ульгрейфу.

— Если уж решил остаться со мной, то посторожи мои вещи, будь добр, — негромко сказал он и, запалив от углей щепку, сунул ее в погасшую трубку. С наслаждением дварф выпустил большой клуб дыма и поднялся.

Проходя мимо многочисленных палаток и костров, Дагна смотрел по сторонам. Кто-то, как и он, готовил ужин, негромко переговариваясь с товарищами, кто-то молча сидел и глядел в пламя, кто-то спал прямо у костра, завернувшись в походный плащ. И неизменно люди жались поближе друг к другу, будто бы боясь остаться в одиночестве этой ночью. Дагна слышал, как во сне солдаты бормотали что-то, иные с воплем подскакивали, утирали испарину и переворачиваясь на другой бок, снова погружались в беспокойный сон. Тут и там проходили вооруженные патрули. Пусть тише и реже, но все же раздавались сдавленные стоны раненых, которые изо всех сил старались не разбудить товарищей.

«Вот такая вот потеха», — подумал Дагна, попыхивая трубкой, прекрасно понимая состояние людей впервые попавших в бой, впервые проливших свою и чужую кровь, потерявших кто соратника, кто друга, кто руку или ногу.

К шатру графа Дагна подошел погруженный в свои мысли и едва не уткнулся носом в своего провожатого.

Двое телохранителей, стоящих у входа в большой, вышитый золотыми грифонами на красном фоне,