– Ладно пугать товарища красноармейца! – небрежно сказала девушка и усмехнулась. – Мы-то свой город, все дворы с детства знаем. Все щелочки и лазейки. Пройдем ночью весь город вдоль и поперек. И никто нас не заметит. Так-то! Вы есть хотите, товарищ красноармеец?

– Оля, – Омаев расплылся в широченной улыбке, – ты меня от смерти спасаешь. У вас есть еда? И не называй ты меня «товарищ красноармеец», меня Руслан зовут. А тебя как, рыжий?

– Василий, – с достоинством ответил парень.

– Как кота, – хихикнула Оля.

Несмотря на то что со своим новым знакомым ребята разговаривали уже запросто и смеялись тому, как он чуть не задушил Василия, а Оля чуть не огрела его дубиной по голове, о цели своего пребывания в лесу они говорить не стали. Видимо, намек Руслана на дисциплину и конспирацию они восприняли правильно. Еда у них была очень вкусная. Хлеб, испеченный в настоящей русской печи, правда, с отрубями. А еще у них были огурцы, помидоры, репчатый лук и козий сыр. Очень жирный и сытный. Запивать все это пришлось ключевой водой.

Руслан, чуть осоловевший от сытной еды и усталости, рискнул попросить ребят покараулить и дать ему немножко поспать. Они втроем вернулись снова на опушку леса на пригорке. Руслан улегся поудобнее на траве и мгновенно уснул. Ребята что-то тихо обсуждали, сидя неподалеку. Проснулся Омаев неожиданно от чувства тревоги. Он открыл глаза и понял, что Оли и Василия рядом нет. Сунув руку в карман, Руслан убедился, что револьвер при нем. Он поднялся и тут же увидел девушку, которая поднималась по склону к нему. Увидев, что красноармеец проснулся, она прижала палец к губам и села рядом.

– Что такое?

– Немцы. Тише. Они на подводах ехали, обоз какой-то. Остановились, колесо у телеги чинят.

– Много их?

– Человек 15–20. Там Васька сидит, наблюдает. Как уедут, он скажет, – лицо девушки неожиданно помрачнело. – Зря вы у него пистолет отняли. Он там безоружный и один.

– Глупая, что он сделает против них с одним «наганом»? – Руслан постучал себя пальцем по лбу. – Ты подумай сама. Если они его сейчас увидят, то еще ничего. Ну местный парень, ну сидит, потому что испугался. А если они у него оружие найдут, то могут на месте и убить. Понимаешь? Не надо ходить с оружием, если не собираешься стрелять.

Оля кивнула, нисколько не обидевшись. Омаев, разговаривая с этими ребятами, чувствовал себя чуть ли не убеленным сединой мудрым старцем. Хотя он и старше их был едва ли больше чем на год или два. На войне быстро взрослеют.

Они ждали около часа, прежде чем из леса послышался скрип колес и лошадиное ржание. Обоз снова потянулся по дороге. А через несколько минут пришел и бледный Василий.

Около полуночи ребята привели Руслана в город со стороны огородов на западной окраине. Ловко нагибаясь в темноте и подныривая под жерди изгородей, они провели его до первой широкой мощеной улицы. Здесь стояло большое здание с глухим деревянным забором. В ночном воздухе запахло сырой гарью.

– Это школа, – прошептал Василий, отодвигая в сторону доску на заборе, державшуюся на одном верхнем гвозде. – Она загорелась, когда нас бомбили в первый раз. Потушили кое-как, но внутри все выгорело. Немцы хотели здесь госпиталь устроить. Приехали, посмотрели и отказались.

Пробравшись школьным двором до соседней улицы, ребята нашли еще один лаз, высунули головы наружу и долго прислушивались. Дальше пробирались пыльным подвалом среди каких-то труб и баков. Потом пришлось подняться на чердак длинного двухэтажного здания и идти, пригибаясь под стропилами с засохшим голубиным пометом. Через час таких переходов и ожиданий, пока пройдет немецкий патруль, троица наконец добралась до места.

Василий с Русланом остались на улице, а Оля спустилась по ступеням к двери в полуподвальное помещение с вывеской сапожной мастерской и постучала в окно. Спустя немного времени ей ответил мужской голос. Девушка пошепталась с мужчиной, лязгнул металлический крючок, и Оля позвала всех спускаться вниз.

Они прошли через маленькую мастерскую с прилавком, потом еще через одну очень низкую дверь и попали в большую комнату, освещенную керосиновой лампой под большим абажуром. Окно в комнате было маленьким и выходило на соседнюю улицу или во двор. Большая занавеска у дальней стены, круглый стол, застеленный старой застиранной скатертью. Помещение было сильно прокуренным, но уютным. Или это Руслану так показалось после стольких странствий. Так было приятно сесть за обычный стол в обычной квартире, пусть и в подвале, лечь на обычную кровать.

Ребята странно суетились, начали разогревать чай, болтали о жизни в городе, но Омаева не покидало ощущение, что они чего-то ждут. Или кого-то. Ведь он слышал мужской голос, ведь кто-то им отпер дверь и впустил в подвал. Через несколько минут он все понял. Кто-то наблюдал за ним из-за занавески, наверное оценивал, составлял свое мнение о госте.

– Выходите, – сказал Омаев громко, – я знаю, что вы здесь. Я действительно советский танкист, могу даже документы предъявить. И оружие сдать, если у вас так принято. Мне нужна ваша помощь.

С этими словами Руслан вытащил из кармана комбинезона «наган» и положил его на стол. За занавеской откашлялись, и, отодвинув ее, к столу вышел невысокий щуплый пожилой мужчина с густыми седоватыми прокуренными усами. Он смотрел на гостя прищурившись.

– Здравствуйте, – сказал он, протянув руку танкисту. – Вы не сердитесь, что вам не бросились на шею от радости, а устроили проверку и вообще отнеслись с недоверием. Мы тут теперь живем в других условиях, другой жизнью. Вам надо бы понять, что единственная радость для людей будет победный приход Красной Армии, а не появление отдельных ее представителей, выбирающихся из окружения на восток. Люди зачастую чувствуют себя брошенными, преданными. Но вы слишком молоды, чтобы это понять.

– Да, но эта война и у меня много отобрала. И я не прячусь по подвалам. И здесь я потому, что хочу сражаться, хочу освобождения своей Родины от врага.

– Хорошо, – примирительно поднял руку старик. – Давайте попьем чайку, за чаем вы расскажите свою историю, я расскажу о себе и о нашем городе. Меня называйте Федором Акимовичем. Вы сказали, что вам нужна помощь?

Сняв комбинезон и наконец с удовольствием умывшись, Руслан сел за стол и стал рассказывать. О том, как попал на фронт, о первых боях. Ему очень хотелось рассказать об их рейде в тыл врага, но этого делать было нельзя. Секретность. А вот о том, как они обороняли высоту, давая возможность своим частям отойти на новые рубежи обороны, он рассказал подробно. И о том, как очнулся заваленный бревнами в разрушенном блиндаже. И как не нашел никого живых. И о танке, который утащили немцы, и о том, что никакой иной цели он, одинокий и обреченный, уже не видел, кроме как идти за своей «семеркой» и спасать ее. Или уничтожить. И о том, что не знает о судьбе своего экипажа, и о том, какие замечательные люди были его товарищи.

Когда он закончил свой рассказ, в комнате еще долго висела тишина. Скорбная, печальная, как на поминках.