Уилла решила взять инициативу в свои руки и схватила канделябр с камина. Она осмотрела стены сверху донизу, пытаясь найти выход, но находя только книжные полки. Потом задрала голову, изучая потолок. Сверху пробивался свет. Уилла слышала, как дождь барабанит по стеклу.

Она подвинула лестницу под световое окошко.

– Я отлично карабкаюсь. Мы сможем выбраться отсюда.

Библиотекарь с фальшивым сожалением покачал головой.

– Боюсь, оно навечно запечатано госпожой Констанцией в её брачную ночь. Стекло очень прочное. Непробиваемое. Особый заказ, видите ли. А то сырость – питательная среда для бактерий.

Но отсюда должен был быть выход, и Уилла твёрдо намеревалась его отыскать. Она направилась с канделябром в тёмную нишу, откуда они пришли.

– Мы были здесь, – напомнила Уилла. Она обернулась на Ноя и Стива, ожидая их согласия. Тим, как мы уже упомянули, оказался вне игры. Но мальчикам нечего было сказать. Всё было слишком странно. Уилла толкнула сплошную стену.

– Я уверена, здесь есть проход, – она сжала кулак и три раза сильно постучала в стену.

Потом подождала секунду. И знаете что? Кто-то постучал в ответ.

– Кто там?

– Скорее, что там? – уточнил Ной.

– Дом постоянно проседает, – пояснил библиотекарь. – Или он просто пугает вас? Я не уверен.

Уилла готова была взорваться!

– Это не обычный шум, и вы это знаете! Кто-то постучал мне в ответ! Уж стук-то я могу узнать!

А про себя подумала: «Где стучат – там есть люди. А где люди, там…»

– Помогите! – закричала Уилла тому, кто был за стеной. Но её голос никто не услышал. Библиотека просто поглотила его.

Уилла не собиралась признавать поражение. Она подошла к Тиму, своему старому другу, и, присев на корточки, посмотрела ему в глаза.

– Я хочу взобраться по этой полке, Тимбо, – она указала на самый высокий шкаф. – Мне нужно, чтобы ты меня подсадил.

Уилла рассчитывала забраться на самый верх и позвать на помощь.

К сожалению, Тим был не в том состоянии, чтобы кому-либо помогать, даже если его просил лучший друг. Не дожидаясь, когда Уилла обратится к ним, Ной и Стив сами вызвались помочь. Встав рядом с Уиллой у основания книжного шкафа, они сцепили руки, предоставив девочке возможность оттолкнуться. Библиотекарь безучастно смотрел, не пытаясь их остановить.

Целеустремлённая как никогда, Уилла забралась на самый верх шкафа, и световое окошко оказалось на расстоянии вытянутой руки от неё. Окошко было заперто на что-то вроде старинного засова. Уилла потянулась к нему, цепляясь левой рукой за верхнюю полку, а правой рукой пытаясь отпереть засов. В библиотеку ворвался свежий ночной воздух. «Так окно можно было открыть», – подумала девочка.

На лицо Уиллы брызнули капли дождя. Она изумлённо открыла рот. На вкус капли казались потрясающими. Свобода. Девочка напоследок показала друзьям большой палец и скользнула в отверстие. Ной и Стив увидели, как ноги Уиллы исчезли в ночной темноте.

Ровно через две секунды в библиотеке позади Ноя и Стива возник человек. Уилла.

– Уилла? – спросил Стив. Каким-то чудесным образом она вернулась туда, откуда начала свой путь, а окно у потолка было снова плотно закрыто. Уилла молчала, осознав, где находится. Она не стала спрашивать, как очутилась здесь. Похоже, все дороги вели обратно в поместье. Библиотекарь одарил её самой обнадёживающей из своих улыбок, но она совсем не обнадёживала.

– Ваша сказка закончилась, госпожа Уилла, – сказал библиотекарь.

Та кивнула, не в состоянии спросить, что он имел в виду.

– Моя очередь, да? – спросил Ной. Он умел быть храбрым, когда нужно. И так же, как Уилла, он начал понимать правила.

– Вы сказали, что он – последний, – Ной указал на Стива. – Значит, следующий – я.

– Вы схватываете на лету, господин Ной, – библиотекарь пролистал книгу к началу следующей истории. Тим, Уилла и Стив отступили на задний план, а Ной приготовился стать звездой своей собственной цепляющей истории…

В БАССЕЙНЕ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПЛАВАТЬ.

Так решил Ной, глядя на растения, обвивающие бортики. Брезент внизу, серебристый, как космические скафандры, был покрыт пятнами мохнатой зелёной и розовой плесени. Что было под ним, можно было только гадать. Ной разглядывал плесень, траву и воду, настолько затхлую, что даже собака его отчима не стала бы её пить. А эта чёртова псина пила что угодно. Но вернёмся к тому, с чего мы начали…

В бассейне нельзя было плавать.

От этого задание почистить его казалось ещё кошмарнее. Хотя и не таким кошмарным, как истории из «Особняка с привидениями». Мы говорим про ужасы реальной жизни.

Такое часто бывало, когда мама Ноя уезжала в командировки. Сейчас она была в какой-то из стран, где говорят по-французски. Вполне возможно, во Франции. Ной знал это потому, что последние два месяца из динамиков её машины звучали только записи диска «Ускоренный французский». Парле ву франсэ?

Le нет.

Это означало, что Ной снова застрял дома с Филиппом и его безумной пуделихой Пятнышко. Филипп приходился Ною отчимом, и, предвосхищая ваши догадки: да, это правда – равнодушный приёмный родитель – частый литературный приём. Клише. Что ж, вот вам ещё одна банальность: клише не появляются на пустом месте. И Филипп в точности подходил под описание равнодушного отчима.

Филипп считал себя легендой и часто без умолку рассказывал о днях своей службы, местах, где он бывал, и вещах, которые он видел, словно это делало его героем. Возможно, он и был героем для своей чёртовой псины, но Ной мог сказать наверняка, что для него Филипп героем не был. По крайней мере, не настолько, чтобы поиграть с пасынком в мяч в печальный летний день. Или прочесть историю перед сном, как делают настоящие родители.

Доброй ночи, луна. Доброй ночи, папа.

Ты уже достал платочек, дорогой читатель? История господина Ноя началась очень грустно. Но не беспокойся: эти же слёзы скоро окрасятся в красный.

Родной папа Ноя умер, когда тот был гораздо младше. Но не настолько маленьким, чтобы Ной его забыл. Папу звали Ной Гилман-старший, и потому мама иногда называла Ноя «младшеньким». Заслуженный пожарный, отец Ноя умер, помогая другим, – он сделал то, что часто делают герои, но о чём слишком редко говорят. После него остались только фотографии и статьи, да позолоченная памятная табличка, которую Ной с гордостью повесил у себя над кроватью.