— Я знаю, где Даян-хан прятал своё главное сокровище, господин с кривым носом. Но я не знаю, там ли оно до сих пор, и не знают ли о нём сейчас все остальные.

— Какое сокровище, что это? — почти хором выдохнул зал.

— Перчатка с правой руки самого Чингиз-хана. Ну и другие мелочи.

Всеобщее вскакивание с мест, громкие междометия и крики. Представители Монгольского национального музея высоко подпрыгивали и пытались залезть на головы впереди стоящих, чтобы прокричать свой вопрос Жаргалу.

Успокоить народ службе охраны так и не удалось, и пресс-конференция была неофициально окончена уходом главного действующего лица, поддерживаемого под локоть его троюродным братом.

— Что это за еда такая? — возмущался Жаргал, сидя в гостиничном номере за чаем с бутербродами, — Эта колбаса что, из сухой травы сделана? Какие из неё мышцы у меня вырастут, откуда силы появятся?

— Так сейчас делают, — усмехнулся Октай, — Заведёшь в степи свой скот, будешь свежую баранину есть, силу наращивать.

Лицо Жаргала, недовольное некачественной пищей, не выразило радости и от такой перспективы.

— Я не пастух, я — воин. И маг. Воин добычу сам отнимает, а магу богатство люди несут, ещё и уговаривают принять.

— Воины другие сейчас. Они из металлического оружия стреляют и строем ходят или в машинах ездят. И великих завоевателей нет нигде в мире, даже на чужой земле. Ты же видел, в новостях показывали.

— Чужая земля мне и даром не нужна, — хмуро ответил Жаргал, — чтобы жить в пустыне, там родиться надо. А я в степи рождён.

Накануне вечером Жаргала, помимо отсутствия войн, ждало ещё одно скорбное открытие — когда ему показали карту современной Монголии. Такой маленькой…

— После смерти Даян-хана страна распалась на отдельные княжества, — оправдывался Октай, — и нас сумел завоевать восточный сосед. Две трети территории Монголии в конце концов отошли к Китаю. Там эта территория до сих пор называется "Внутренняя Монголия". Но у власти в степи, в какой бы стране это ни было, везде оставались чингисиды, это дело Даян-хана не пропало.

— Хоть что-то утешает, — мрачно заметил тогда Жаргал.

— Ну а про магию ты сам говорил — нет её у тебя, — напомнил сейчас Октай тему их разговора о будущем занятии брата, которую он полагал главной.

— Мне кристалл нужен фиолетового цвета. Драгоценный. Я бы попробовал, может получится увидеть вероятности будущего. В теле магии нет, а душа-то помнит её…

— Драгоценные кристаллы стоят много денег. Я не могу дать тебе их, брат Жаргал.

— Ты и так много помогаешь мне, брат Октай.

В дверь гостиничного номера раздался вежливый стук. Там оказался мужчина в очках с толстыми стёклами и с пухлым портфелем.

— С трудом вас нашёл, — радовался он, — Я — профессор истории, Данзан Цэндийн, сотрудник национального исторического музея. Мне необходимо поговорить с Жаргалом.

— Ему требуется отдых, — Октай предполагал нашествие любопытных и приготовился всех заворачивать обратно.

— Пусть войдёт сын Цэнды, — сказал Жаргал из глубины комнаты.

Когда профессор вошёл и с энтузиазмом разместился в кресле, Жаргал спросил первым:

— Музей — это ведь сокровищница?

— Можно сказать и так, — согласился Данзан.

— Мне нужно использовать драгоценный фиолетовый кристалл в магическом сеансе. Можно при наблюдателях. Выносить я его не буду. Вы дадите такую возможность?

— Я не припомню, есть ли у нас что-то подходящее… У нас больше утварь, статуи, украшения из металла… Но вы можете сами прийти и посмотреть прочные музейные экспонаты. Их не разрешают трогать посетителям, но вам наверняка сделают исключение, если и вы, в свою очередь, будете нам полезны.

— За какой полезностью вы пришли ко мне?

Профессор поёрзал.

— На пресс-конференции вы сделали заявление, которое сразу наделало много шума.

— Насчёт клада Даян-хана?

— Да. Вы правда знаете, где его сокровищница? И скажете об этом?

— Кому скажу?

— Нам, музею, — растерялся Данзан.

— Зачем мне говорить, если я сам могу посмотреть? Если там что-то до сих пор осталось, мне оно и самому пригодится. Видите, у меня нет ничего — ни дома, ни коня, ни оружия, ни фиолетового камня? А мне это надо.

— Но ведь то сокровище, о котором вы сказали, является общенациональной ценностью! Нельзя, чтобы этим владел один человек. Вам и не позволит никто. Государство не позволит, есть закон, вам от исторического клада полагается только часть его стоимости в деньгах.

— На аукционах, всяких Сотбис и Кристи, всё время продают что-то музейное, из частных рук в частные руки, — возразил присоединившийся к разговору Октай.

— Это будет противозаконно! — возмущённо всплеснул руками профессор и поправил съехавшие от резкого движения очки, — И потом, если уважаемый Жаргал, как он говорит, воевал за власть чингисидов над степью, неужели он позволит перчатке самого Чингиз-хана храниться где-то в чужих землях за границей, в частном владении?

— Воин всегда отдаёт добычу властителю, — сказал Жаргал, — но и властитель щедро одаривает удачливого воина. Если я найду перчатку, я отдам её власти. Взамен я хочу быть очень богатым человеком. Мне так привычнее.

— Но я не уполномочен распоряжаться средствами…

— Так иди, сын Цэнды, и получи полномочия, — ворчливо сказал Жаргал, — Или найди и приведи того, кто уполномочен и даст мне на время фиолетовый кристалл и сможет снарядить наш поход в горы. Всё, уходи, мне нужно тренироваться.

Профессор немного подумал — надо ли ему сейчас возмутиться непочтительным поведением человека, который выглядит ровесником его сына. И решил, что не надо — кто его знает, этого Жаргала, может, и впрямь, прожил пятьсот лет. Да вдобавок найдёт то, что не давало ему, Данзану, спать всю ночь.

Потом пошли другие посетители, которых Октай просил отваживать от порога администратора гостиницы. Единственный, кто всё-таки прошёл к ним, оказался правительственным чиновником. Речь шла всё о том же — о кладе Даян-хана. Братья ловко увязали вопросы клада с необходимостью снаряжения экспедиции и выдачи, наконец, Жаргалу компенсации за утраченное жильё, ущерб здоровью и погибших родственников, неполучение которой их задерживает здесь. Этот чиновник был уполномочен решать некоторые финансовые вопросы. Он сразу дал подписать Жаргалу заявление о материальной помощи и выдал ему разовое денежное "пособие".

— Рекомендую вам обзавестись телефоном, — сказал чиновник, — многие вопросы станет легче решать. И быстрее.

Современный телефон был сразу куплен, и Жаргал до полуночи учился пользоваться открывшимися возможностями. Он даже перефотографировал тот снимок южной женщины, которую прислала ему в письме Филис Кадней. Жаргал почти не сомневался, что эта девушка — Филис — ещё появится в его жизни. И тогда он спросит у неё, где ему найти красавицу с фотографии. А когда найдёт, попросит станцевать для него. Этому молодому телу, как и его собственной душе, девушка пришлась по вкусу. И не покидала надолго его мыслей. А такое чувство за давностью прожитых лет уже успело подзабыться Жаргалу, и теперь воспринималось как нечто, бывшее ему внове.