– Рыба!

В коридоре тотчас послышался шум, грохот, какие-то шлепки и чмоки – вылезал из укрытия далеко убранный свидетель. В зале действительно запахло свежей рыбой. Зрители ахнули и замерли в оцепенении. Опираясь на передние плавники и ими же подтягиваясь, как тюлень в посудную лавку, в помещение резко и неуклюже вполз Вылиз. Задел крайнюю скамейку, опрокинул какого-то зрителя, скользнул плавником по полу, оставив неприятный скользкий след, и пока добрался до трибунки успел – совершенно случайно, машинально – слизнуть шляпы с двух разфуфыренных дамочек. Впрочем, тут же их вернул – слегка, правда, обслюнявленные.

Упершись перепончатыми ладонями в края трибуны, Вылиз гулко вздохнул и почти человеческим голосом прохрипел, слегка заикаясь:

– Не м-м-могу м-м-молчать! Хочу дать пок-к-казания!

После этого рыба попросила стакан воды. Выпив, она положила правый плавник на фолиант и добровольно присягнула говорить правду, только правду, ничего кроме правды.

Здесь в нашей сказке наступает очень ответственный момент, и потому необходимо сделать логическую паузу. Если бы это был кинофильм, то можно было бы дать затемнение, – чтобы зритель посидел с полминуты в темноте. А если бы это был телесериал, то самое время закончить серию, пустить титры, или хотя бы прерваться на рекламу: рассказать что-нибудь про полезность рыбных консервов. Еще вариант – вставить интермедию, или музыкальный номер, что-то типа «Три кита, три кита...». Но у нас другой жанр – литературное повествование, современная сказка, поэтому ничем мы эту композиционную лагуну наполнить, к сожалению, не сможем. Разве что упомянуть, как барон Николай сел на место, как нежно посмотрел он на оруженоску, а та в ответ так же нежно погладила его голую голову и сказала, что новая прическа ему очень к лицу. И еще она сказала ему: «Когда ты не боишься, ты очень смелый!» Впрочем... похоже, этого и достаточно. Пора, стало быть, выходить из затемнения, заканчивать рекламную паузу, приглушать песню – сказка продолжается.

Рыба говорила долго и путано, с трудом справляясь со своим языком.

Перво-наперво из рассказа выяснилось, что Вылиз – это не имя собственное, а название вида южноамериканских морских амфибий, обитающих в Индейском океане недалеко от бухты Барахты; и что сама она, рыба-свидетель, является вовсе не самцом, как пишут в газетах, а самкой Вылиза. И эта деталь имеет чрезвычайно важное значение в свете разбираемого дела. Далее рыба рассказала, каким подлым браконьерским способом она была выловлена Доном Капитоном из прибрежных вод и отлучена от своих малолетних детей, и как новый владелец перевез ее через океан в контейнере с бразильским кофе, обманув таможню и пограничников.

На этом месте рассказа Дон Капитон что-то шепнул адвокату, тот вскочил и закричал:

– Протестуем! По этому эпизоду спешим заявить, что существо нагло лжет. Если бы его везли в кофейном контейнере, то кофе в доме Дона Капитона пахло бы рыбой. А кофе у его светлости отменное, – он вдруг улыбнулся судье самой широкой улыбкой: – Приходите попробовать, ваша справедливость.

Судья вопросительно посмотрел на свидетеля.

– К-к-контейнера было два, – прокомментировала рыба. – Тот к-к-кофе, в котором меня в-в-везли, он п-п-продал в к-к-кофейную лавку.

– Подлец! – раздался выкрик из зала: это вскочил один из зрителей. – Я уже третий день пью эту гадость и не могу понять, в чем дело!

Вслед за ним с места привстал присяжный – из чернорабочих.

– Мерзавец! – гневно добавил он, грозя пальцем Дону Капитону. – Я сегодня утром из-за этого кофея отлупил свою жену!

– А меня наоборот жена отходила по тому же поводу, – присовокупил другой присяжный, из бюргеров. – Троглодит рода человеческого!

Зал загудел; в нем нашлось еще пять-шесть человек, успевших отведать рыбный кофе, и все они отвесили Дону Капитону сдачи – по крепкому словцу. Были и такие, которые утверждали, что это провокация, организованная самой рыбой, но таких было явно меньше – анахронезмцы любили кофе. Адвокат растерянно сел на место. Дон Капитон не дрогнул лицом, только слегка побледнел: наверное, пожалел, что не заплатил присяжным перед заседанием.

– Протест отклонен, – заявил судья, с трудом утихомирив зал. – По эпизоду о продаже порченого напитка поручаю провести отдельное расследование. Присяжных призываю держать себя в руках и не выкрикивать с мест. – Он растерянно развел руками: – Я сам сегодня утром напился вонючего кофе, и ничего, молчу... Продолжайте, свидетель.

Дон Капитон еще немного побледнел, а рыба продолжила свой рассказ.

Итак, Дон Капитон привез Вылиза в Анохронезм, однажды ночью выпустил погулять в Парке Культуры да там и оставил. Он был в курсе, что у Вылиза сильно развит материнский инстинкт, а также знал каким образом он проявляется в неволе: в дали от своих детенышей рыба бросается на всех подряд и вылизывает с головы до хвоста, как поступает она со своими вылизятами. Дон Капитон точно рассчитал, что рыба никогда никого до смерти не залижет, но напугать может достаточно сильно. Ну а то, что в парке в основном гуляют дети, было ему на руку: детей напугать легче; они и думать не могли, что таким образом чудище всего лишь выражает нерастраченные свои ласки. А потом Дон Капитон переселился во дворец – ведь именно из-за него он все это и затеял, – а рыбу с тех пор держал в аквариуме, в котором раньше юннаты разводили гигантских черепах (черепах он съел). Днем рыбу он запирал, чтобы при свете дня ее – не дай Бог – не поймал какой-нибудь храбрец-удалец типа барона Николая, а вечером выпускал на охоту, заставляя громко и устрашающе выть.

Как только речь зашла о съеденных черепахах, адвокат снова вскочил и совсем было собрался что-то выкрикнуть, но Дон Капитон решительно, хоть и невозмутимо, дернул его за сюртук. Адвокат сел обратно, не сказав не слова, и больше в свидетельские показания не встревал.

В финале рассказа рыба поведала о том, что произошло сегодня ночью. Дон Капитон не знал, что Вылизы могут говорить по-человечески, он думал, что они способны только страшно кричать. Наверное, потому, что сам он никогда и не пробовал говорить с ней, а всегда только страшно кричал. Барон Николай был первым человеком, кто заговорил с рыбой на равных и кому она ответила взаимностью. Он не испугался проникнуть в парк ночью, в темноте, через прореху в ограде. Юркий и незамеченный, как ниндзя, он прокрался мимо всех капитоновских патрулей и засел в засаду возле пруда. Рыба набросилась на смельчака, но не успела облизать полностью – рыцарь заговорил с ней по-человечески. А, поговорив по душам, оба многое друг для друга прояснили. Узнав от рыцаря, что Дон Капитон использует ее в бесчестной игре против беззащитных детей, рыба возмутилась и решила выступить на суде. И вот она здесь, и вот она дает показания.

– Мы не р-рабы, мы – р-р-рыбы! Р-р-рыбы не н-немы! – в завершении добавила рыба, – Я сама м-м-мать, я понимаю, что такое д-д-дети.

И она громко вздохнула, обдав судейскую тройку запахом далекого океана.

– Молодец, рыбка! – выкрикнул с места барон Николай, потом посмотрел на оруженоску, решительно вырвал из ноздрей ватные тампоны, выкинул их прочь и горячо вдохнул полным носом.