Сейчас он хотя бы не просто сунул деньги на отвяжись, а подарил действительно то, о чём Шаламов горячо мечтал.

— Ну раз нужно — определимся, — пообещал он, успев заметить у отца на губах мимолётную полуулыбку.

Ну и пусть. Ему вообще сейчас ни о чём не думалось и думать не хотелось. У него наконец есть байк! И такой шикарный! Не терпелось снова покататься и уже вволю, а не просто нарезать петли по округе. Лучше где-нибудь в поле — эндуро же как-никак.

* * *

А Вероника пришла в ужас, узнав про байк. Весь вечер по пятам ходила и причитала, как это опасно:

— Эдичка, пожалуйста, откажись от этого мотоцикла! Умоляю. Я умру, если с тобой что-нибудь случится. По статистике каждый восьмой мотоциклист погибает.

— Я буду осторожен, — отмахивался он раздражённо. — Лихачить не буду.

Вот чего она портит радость?

— Эдичка, давай я лучше тебе машину куплю? Любую, какую захочешь.

Шаламов на это предложение вообще вспыхнул и наговорил ей резкостей. Потому что одно дело — принимать подарки от родителей, и совсем другое — от женщины. Это ж унизительно. Вероника ушла плакать.

Женские слёзы он вообще не мог переносить, никогда. Охота было сделать всё, что угодно, лишь бы они прекратились. Но, чёрт, не отказываться же от байка! У него тогда вообще никакой радости в жизни не останется. И зачем он только кричал на неё? Зачем нагрубил? Она же, в общем-то, не уязвить его хотела, а заботу проявила.

— Ника, — позвал Шаламов, но она продолжала всхлипывать.

Он присел рядом, обнял её за плечи.

— Давай назначим дату…

Вероника тут же повернулась к нему. Счастливая такая, даже про мотоцикл забыла.

— О, — выдохнула она, — я думала… Может, тридцатое июня? У тебя как раз сессия закончится.

Шаламов пожал плечами, мол, тридцатое так тридцатое. Приятно было, конечно, видеть в её глазах радость, но почему-то у самого возникло странное чувство, будто он только что балансировал на краю пропасти и вот теперь сорвался…

* * *

— Отец предлагает в пятницу отметить нашу помолвку в «Касабланке». Это хороший ресторан. Я как-то была там. Лишних людей не будет. Только мы, наши родители, ну и два папиных друга с жёнами. Ты их, конечно, пока не знаешь, но они очень влиятельные. Ты как? Не против? — спросила Вероника.

С того дня, как они назначили дату, Вероника беспрестанно пребывала в каком-то чрезмерном оживлении — строила грандиозные планы, выбирала туры, выписывала каталоги, заказывала кучу всего: от нарядов до подсвечников. И постоянно пыталась вовлечь в эту суету Шаламова, слегка обижаясь на его отстранённость.

У него же только крепло ощущение, будто он прыгнул пусть не в пропасть, но в бурную реку, и его несёт как щепку течением, и уже не выплыть, не выбраться. Это его, с одной стороны, злило. А с другой — справедливо себе напоминал, что прыгнул-то он добровольно. Да и все эти душевные трепыхания, по сути, беспочвенны. Что они, плохое ему навязывают? Нет, наоборот, самое лучшее. Шикарная свадьба — на. Завидная работа — вот. Крутой коттедж со всем причитающимся — пожалуйста. Медовый месяц — где там Вероника пожелала? На Мальдивах? — сколько угодно. Сказка, а не жизнь. Приятели, одногруппники, Лёва откровенно ему завидовали. А ему всё равно казалось, что собственная жизнь ускользает от него. Почему — сам не мог понять, сколько в себе не копался. Единственное утешение — байк. Он с упоением рассекал по городу, и только в эти минуты чувствовал себя по-настоящему счастливым и свободным. В остальное же время его затягивало в какой-то водоворот: новый дом, дизайнер, стилист, путёвки, список гостей, уроки хореографа, потому что на свадьбе танцуют вальс, а не брейк, в общем, много всего.

Вероника заезжала за ним в академию и буквально как куклу доставляла то туда, то сюда. Посмотрели очередной проект — на уроки танцев. Разучили пируэты — на примерку. И так до бесконечности. Так что эта отрешённость, на которую ему пеняла Вероника, служила, скорее, защитной реакцией, чтобы просто не взбеситься в конце концов.

— Ну так что ты скажешь насчёт «Касабланки»? — переспросила она. — Ты бывал там?

— Не бывал, и мне всё равно. Пусть будет «Касабланка».

Вероника отложила журнал, подошла к нему, присела на корточки.

— Ну что ты, Эдик? То ты злишься, что твоего мнения не спрашивают. То спрашивают тебя — а ты: «Мне всё равно». Может, ты просто не хочешь на мне жениться?

Шаламов пристально взглянул на неё.

— А если бы… нет, я не говорю, что так оно и есть. Просто интересно вдруг стало, а если бы я действительно не хотел жениться, что бы это изменило?

Лишь на долю секунды на лицо Вероники набежала тень. Ответила же она вполне спокойно:

— Всё бы изменило. Неужто ты правда думаешь, что я тебя на аркане потащу к алтарю? Нет. Если ты не хочешь жениться на мне, скажи честно. Мы разойдёмся и будем жить как жили. Только… только говори это прямо сейчас, когда ещё можно разойтись без последствий, когда ещё никто про нас не знает. Потому что потом…

Она осеклась, но он и так понял: потом в её окружении будут шептаться, кто-то со злорадством, кто-то с жалостью. Все будут шептаться, даже друзья и родственники. А для неё — это невыносимо. Для неё образ значит очень много. Недаром на людях она разительно перевоплощалась из мягкой и уступчивой Ники в холодную, жёсткую и бескомпромиссную Веронику Сергеевну. Её подчинённые трепетали перед ней едва ли не так же, как перед её отцом. Шаламов раза три заезжал к ней на работу и просто не узнавал свою подругу. Словно это были два абсолютно разных человека.

— Ты меня понял, — кивнула она. — Так что говори сейчас. Я слушаю.

Вероника превосходно владела собой, но Шаламов видел — в глазах её застыло нечеловеческое напряжение. И даже страх. Это, наверное, надо обладать какой-то особой жестокостью или быть совсем безразличным, чтобы, глядя в такие глаза, причинить боль.

— Я не против на тебе жениться, — сухо сказал он. — Просто… реально это утомляет, когда тебя как маленького за ручку водят и говорят, что делать.

— Я знаю, знаю, — улыбнулась Вероника, выпустив еле слышный вздох облегчения. — Поверь, так будет не всегда. Я прослежу, чтобы после свадьбы отец так уж не вмешивался в нашу жизнь. И уверяю тебя, в нашей семье ты будешь главным.

Вот умела же она находить нужные слова! Шаламов